Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

Николай Крышаев отпадал сразу. Несмотря на долгие годы сотрудничества и дружбы, Лариса Сергеевна верила, что подозрения сына небезосновательны.

Федор Высоцкий вел противную корпорации деятельность и другом отныне считаться не мог. Лариса Сергеевна в глубине души понимала его мотивы, но сын ей был дороже.

Виктор… начальник службы безопасности — молодой, но заслуживший доверие за годы работы. Еще сам Юра при жизни назначил его начальником СБ. Это было его последним назначением в корпорации. Но Лариса Сергеевна не хотела иметь дела с человеком, допустившим проявленную на Арктике-1 халатность. Кроме того, именно при нем в офис умудрились пронести огнестрельное оружие и стрелять в ее сына! Почему он все еще занимал свое место, женщина не понимала.

Ольга? Она как раз на станции, но сможет ли она укротить женское любопытство, если все же найдет те документы? Их отношения и так давно дышат на ладан. Не будет ли их содержание последней каплей? Нет, если им суждено разойтись, Лариса Сергеевна не хотела оказаться даже косвенной причиной их разрыва.

Петр? Единственный друг Михаила. Если он и доверяет хоть кому-то на белом свете, то только Петру. Если Михаила и любит кто-то почти столь же сильно, как она сама, так это он. Повлияет ли найденная информация на отношения Петра к Михаилу? Окажется оставленное мужем оружие соблазнительным для Петра? Лариса Сергеевна была уверена, что нет. Петр боготворил ее сына. Он всегда был рядом. Единственной причиной их ссор была Ольга.

Лариса Сергеевна устало опустилась на стул. Немолодая помощница Катя убирала со стола, заботливо поглядывая на пожилую хозяйку. Когда та со странной улыбкой покинула залу, Катя вскинула брови.

Лариса Сергеевна не знала даже приблизительного содержания документов, только номер подшивки. Когда Миша учился в Америке, Юрий Николаевич продиктовал ей этот номер, сказав лишь несколько малозначащих фраз: «В наших руках все, что может защитить корпорацию и нас самих от врагов. В подшивке под этим номером то, что защитит корпорацию и Мишку от друзей. Она будет храниться в архиве Арктики-1, чужим туда нет доступа. Но если вдруг эта подшивка попадет в чужие руки, это ударит по Мишке сильнее, чем если бы этой подшивки не существовало бы вовсе. Запомни главное: ты должна ее уничтожить одновременно с передачей пакета акций нашему сыну».

Поднявшись в спальню, мать Михаила нашла нужный контакт и запросила связь. Она знала, чем купить Петра, если вдруг его любовь и верность ее сыну окажется не столь сильной, как она думала. И он действительно был последним, кому она могла доверять.

Через девять часов, то есть в конце рабочего дня на Арктике-1, Михаил вышел с проходной станции и в сопровождении сотрудника СБ направился к помещению архива, в котором никогда ранее не бывал. Если не брать во внимание те три часа, на которые он просто отключился в самолете на середине разбора одного из дошедших до него вопросов пирамиды системы «Два шага», то Михаил толком не спал уже третьи сутки. Выглядел он не устало, а откровенно пугающе. Встретившие президента сотрудники держались тише обычного.

Михаил лишь приблизительно представлял, что собирается искать. В самолете он размышлял над тем, что могло напугать мать, чего мог не знать, хотя знать должен был все. И ничего, кроме воспоминаний о предсмертном бреде отца в голову не приходило. Только тогда он говорил о документах, Арктике-1 и оружии в какой-то плохо уловимой связи. Его последняя попытка донести до сына важную информацию провалилась. Пять лет назад Михаил не пытался понять, что именно хотел сообщить ему отец после инсульта. Его кончина стала для родных тяжелым ударом — было не до каких-то тайн. Сейчас же те воспоминания всплыли отчетливо, как некий светящий вдали маяк — единственный возможный ответ.

Войдя в огромное помещение, Михаил устало вздохнул. Он ожидал, что архив станции представляет собой нечто более вместительное, чем его домашняя библиотека, но глядя на ряды железных шкафов, президент понял, что искать здесь что-либо наугад просто глупо. В голове звенела усталость, глаза не хотели фокусироваться, мысли не слушались. Он понимал, что необходимо выспаться. Теперь уже поздно торопиться: все украдено до него.

Прикрыв глаза, он на мгновение оперся на стену за спиной. Приказав Вике опечатать помещение и подготовить ему на утро записи с камер наблюдения, Михаил направился на жилой этаж. При нем была лишь пара пачек сигарет. Поднимаясь в лифте на жилой этаж, он физически ощущал, как сокращается расстояние между ним и Ольгой — женщиной, которую он выбрал для себя в юношестве и которую заставил еще тогда решить раз и навсегда — окончательно и бесповоротно — его ли она или они остаются друзьями. Своих решений он не менял. Терпеть измену данным обещаниям другими для него было чем-то неестественным и диким. Он просто не понимал, что для кого-то такие мелочи как чувства или сиюминутные желания могут быть весомее, чем данное слово. Все могло пройти, чувства сменяли друг друга, желания осуществлялись или переставали иметь значение. Лишь слово было вне времени и вне категорий. Лишь одно данное слово являлось весомым гарантом любого контракта.

— Миша?! — Ольга вылезла из рабочего кресла и, не скрывая шока, уставилась на гостя, без предупреждения вошедшего в ее комнату. — Господи, ты ужасно выглядишь!

Он прошел в квартирку и, обхватив ее лицо ладонями, прошептал:

— Мне не хватает тебя… там.

Она уже приготовилась сопротивляться, но Михаил лишь устало присел на край стола и, чуть сгорбившись, откинул голову назад и закрыл глаза. Только рядом с ней он мог признаться самому себе, что устал.

— Ты нужна мне. Рядом. Дома.

Ольга смотрела на Михаила и пыталась понять: испытывает ли она жалость к сильному мужчине, чуть ли не впервые в жизни честно признавшемуся в усталости, или же это жалость к несовершенному и тираничному живому проекту, созданному повелевать и подминать под себя людей и любые задачи, что ставит перед ним жизнь, работа и он сам. Но независимо от ответа она понимала одно: в эти минуты Михаил предстал перед ней более человечным и настоящим, чем за все прожитые вместе годы. Ей вдруг подумалось, что в слогане корпорации допущена ошибка. Идеала нет! Общечеловеческого идеала, универсального решения быть не может. Это недостижимо как совершенство и недопустимо, как грань, после которой больше некуда стремиться. Нет, нет! Маркетологи Юрия Королева ошиблись! Слоганом корпорации должна была стать фраза: Мы делаем НАСТОЯЩИХ людей! И рано или поздно осознание смысла этого слогана уничтожило бы корпорацию без вмешательства Федора Ивановича Высоцкого. И все было бы правильно, как провидение, как истина.