Эдгар Берроуз - Избранные произведения. I том

Обезьяны посмотрели на человека. Испокон веков его порода была их естественным врагом.

Был ли этот странный человек их другом или врагом?

Тарзан ударил себя в грудь и сказал:

— Тарзан.

Обезьяны кивнули и повторили его имя.

На языке больших обезьян это слово означало: «Белая кожа».

— Тарзан йо, — сказал человек. — Мангани йо?

— Мангани йо, — ответил самый старший и крупный самец, подтверждая тем самым, что обезьяны — друзья Тарзана.

Неожиданно послышался шум, но тот, который вызывается сильным порывом ветра — шелест и шуршание листьев и ветвей. Обезьяны и человек выжидающе замерли на месте. Все обезьяны узнали источник шума, человеку же было не известно, что он мог предвещать.

Вскоре он увидел десять или двенадцать огромных черных фигур, несшихся к ним по деревьям. Обезьяны спрыгнули на землю и окружили Тарзана. Они примчались на его пронзительный крик, чтобы узнать его причину, ведь это мог быть победный крик самца из враждебного племени или вызов на битву.

Обезьяны подозрительно рассматривали Тарзана, некоторые из них оскалили клыки. Он был человеком, их природным врагом. Они смотрели то на Тарзана, то на Угло, самого старшего и самого крупного из самцов. Угло указал на человека и произнёс:

— Тарзан йо.

Потом на своём примитивном языке, дополняемом знаками и жестами, он рассказал о том, что сделал Тарзан. Вновь прибывшие кивали головами в знак понимания, все, кроме одного — Ойу. Полный сил молодой орангутанг угрожающе обнажил свои клыки.

— Ойу бундоло! — прорычал он, что означало:

«Ойу убьёт!»

Ванда, мать маленькой обезьянки, спасённой от питона, прижалась к Тарзану, поглаживая его грубой мозолистой лапой.

Она встала между человеком и Ойу, но Тарзан осторожно отодвинул её в сторону.

Ойу бросил ему вызов, который Тарзан не мог не принять, если хотел сохранить уважение племени. Он знал это и, хотя вовсе не испытывал желания драться, вытащил свой нож и направился к рычащему Ойу.

Стоя на лапах, Ойу достигал почти шести футов в высоту и весил не менее трёхсот фунтов. Это был действительно грозный противник. Его длинные передние лапы, огромные бицепсы, громадные клыки и сильные челюсти могли поспорить в эффективности с оружием Тарзана.

Ойу тяжело двинулся вперёд, мозолистые пальцы его ног опирались на землю.

Угло хотел вмешаться и сделал было нерешительный жест, чтобы встать между ними, но Угло уже начал стареть. Он знал, что Ойу непрочь был бы заменить его на посту вожака. Если он сейчас вмешается, то только может ускорить момент своего свержения с престола. Он передумал. Зато Ванда отчаянно бранилась, ей помогали в этом другие обезьяны, бывшие свидетелями самоотверженного подвига Тарзана.

Однако, Ойу это не могло удержать.

Переваливаясь с ноги на ногу, он самоуверенно приближался к противнику, полный презрения к этому представителю хилых людей. Он может свалить его на землю одним ударом. И он вытянул вперёд свою длинную лапу. Это была его тактическая ошибка. Тарзан тут же изменил план действий. Взяв нож в рот и сжимая его лезвие зубами, он прыгнул и ухватился сильными пальцами за протянутую лапу Ойу, а именно, за запястье, быстро повернулся, наклонился вперёд и перебросил орангутанга через голову. Тот тяжело грохнулся на спину.

Ревя от ярости, Ойу неуклюже поднялся на ноги. Тарзан быстро прыгнул ему на спину, пока тот не опомнился, обвил ногами его тело, а левой рукой — шею. Потом он прижал острие своего ножа к боку зверя и нажал на него, пока Ойу не закричал от боли.

— Ка-года? — спросил Тарзан.

Это слово на обезьяньем языке означало капитуляцию.

В ответ Ойу протянул свою длинную лапу за спину, чтобы схватить противника.

Нож снова воткнулся, на этот раз ещё глубже. Снова Тарзан спросил:

— Ка-года?

Чем больше Ойу стремился сбросить своего противника со спины, тем глубже нож проникал в его тело. Тарзан мог убить его, но не хотел этого. Сильный молодой самец нужен был племени, а это племя было настроено к нему очень дружелюбно.

Ойу продолжал упорствовать, хотя кровь заливала его бок. Тарзан передвинул острие ножа к шее Ойу и воткнул его так, чтобы вызвать новое кровотечение и причинить острую боль.

— Ка-года! — прорычал Ойу.

Тарзан тут же отпустил его. Ойу тяжело отошёл и присел на корточки зализывать свои раны. Тарзан знал, что он нажил себе врага, но врага, который всегда будет бояться его.

Он знал также, что упрочил своё положение как равного в племени. Теперь они навсегда останутся его друзьями.

Он обратил внимание Угло на следы людей на тропе.

— Тармангани? — спросил он.

— Сорд тармангани, — ответил Угло, что означало:

«Плохие белые люди».

Тарзан знал, что для больших обезьян все белые люди — плохие, поэтому он и захотел разузнать о прошедших здесь путниках поподробнее: они могли оказаться очень полезными союзниками.

Он спросил Угло, есть ли у этих белых людей какой-нибудь лагерь, или они проходили здесь только мимо. Угло сказал, что у них есть лагерь. Тарзан спросил как далеко их месторасположение. Угло протянул свои лапы во всю длину к солнцу, затем поставил ладони одна против другой на расстоянии приблизительно фута — столько солнце проходит за час.

Тарзан понял, что лагерь белых был приблизительно на расстоянии трёх миль — столько, сколько обезьяны обычно проходят за час.

Он влез на дерево и двинулся в направлении лагеря тармангани. На языке обезьян не существовало слова «до свидания», и члены племени невозмутимо вернулись к своей обычной деятельности. Ойу залечивал свои раны, но все ещё свирепел и обнажал свои клыки на каждого, кто только приближался к нему.

Джерри страдал от угрызений совести.

— Я чувствую себя подлецом, — сказал он. — Я оставил парней на произвол судьбы, а сам спрятался. Но я не мог рисковать и бросить вас одну, Корри, чтобы вы попали в плен.

— Даже если бы меня здесь не было, — утешала его Корри, — самое лучшее было сделать именно то, что вы сделали. Если бы вас взяли в плен вместе с ними, вы бы не смогли никак помочь им. Теперь, возможно, вы, Тарзан и я сможем что-нибудь предпринять и спасти их.

— Благодарю за такие слова, однако, я… Он внезапно замолк, прислушиваясь.

— Кто-то идёт, — произнёс он шёпотом. Он потащил девушку обратно в кусты. Из своего укрытия они могли ясно видеть тропу на добрых пятьдесят ярдов, до того места, где она поворачивала и скрывалась из виду. Вскоре они отчётливо услышали голоса.

— Японцы! — прошептала Корри.

Она взяла стрелы из колчана, вставила одну в свой лук. Джерри усмехнулся и последовал её примеру. Минуту спустя из-за поворота появились два японца. Они шли медленно и беспечно, винтовки болтались у них за спиной. Они считали, что им нечего бояться.