Эдгар Берроуз - Избранные произведения. I том

— Его зовут Тарзан из племени обезьян, — ответил араб.

«Сайгон» пересёк Индийский океан, и на Суматре Краузе взял на борт двух слонов, носорога, трёх орангутангов, двух тигров, пантеру и тапира. Опасаясь, что де Гроот осуществит свою угрозу и сообщит властям Батавии о присутствии на корабле заключённого в клетку человека, Краузе не зашёл в этот порт, а двинулся дальше в Сингапур за обезьянами, ещё одним тигром и несколькими удавами. Затем «Сайгон» взял курс через Южно-Китайское море к Маниле, последнему порту на долгом пути к Панамскому каналу.

Краузе благодушествовал. Пока все его замыслы осуществлялись без сучка и задоринки, а если удастся доставить груз в Нью-Йорк, можно сорвать солидный куш.

Однако, знай Краузе, что происходит на «Сайгоне», вряд ли он испытывал бы такое воодушевление. Ларсен продолжал болеть и не выходил из своей каюты, и хотя де Гроот считался хорошим офицером, он был новичком на судне. Как и Краузе, он не знал того, о чем говорили на полубаке и на палубе в ту ночь, когда на вахту заступил Шмидт. Второй помощник капитана имел долгую и серьезную беседу с Джабу Сингхом, ласкаром. Разговор велся шёпотом. После этого Джабу Сингх долго и серьёзно беседовал на полубаке с остальными ласкарами.

— А как же дикие звери? — спросил Чанд у своего соплеменника Джабу Сингха. — Что делать с ними?

— Шмидт сказал: выбросим всех за борт вместе с де Гроотом, Краузе и остальными.

— Звери стоят много денег, — возразил Чанд. — Их надо сохранить, а потом продать.

— Нас поймают и вздернут, — вздохнул другой ласкар.

— Нет, — уверенно сказал Джабу Сингх. — Пока мы стояли в Сингапуре, Шмидту стало известно, что Германия и Англия объявили друг другу войну. Это английский пароход. Шмидт утверждает, что немец имеет право захватить его. Говорит, что мы получим денежное вознаграждение, но животные, по его мнению, не представляют никакой ценности и будут только мешать.

— Я знаю одного человека на острове Иллили, который с радостью приобрел бы их, — упорствовал Чанд. — Нельзя позволить Шмидту выбросить зверей за борт.

Ласкары переговаривались на своём родном диалекте, уверенные в том, что матросы-китайцы не понимают их. Однако они ошибались. Лум Кип, пересёкший однажды Китайское море на фелуке, команда которой состояла из ласкаров, выучил их язык. А также возненавидел ласкаров, потому что они третировали его на протяжении всего рейса и не поделились добром, захваченным в результате пиратских вылазок. Однако Лум никак не показал, что понял смысл разговора, — его лицо сохраняло обычное выражение глубокого безразличия, а сам он невозмутимо попыхивал своей длинной трубкой.

Человек в большой железной клетке часто целыми часами расхаживал взад-вперёд. Время от времени он подпрыгивал, хватался за решётку потолка клетки и, перебирая руками и раскачиваясь, двигался бросками от одного конца клетки до другого. Стоило кому-нибудь приблизиться, как он прекращал упражнение, ибо проделывал его не для забавы, а для того, чтобы сохранить в форме своё могучее тело и не дать ему деградировать за время заточения.

Джанетт Лейон часто навещала его, проверяя, регулярно ли его кормят и всегда ли у него есть вода. Она пыталась научить его своему родному языку — французскому, но в этом не преуспела. Тарзан сознавал, что с ним произошло, и, хотя не мог говорить и не понимал речи людей, мыслил он по-прежнему связно и логично. Он задавался вопросом, сумеет ли когда-нибудь выздороветь, однако не сильно тревожился из-за неспособности общаться с людьми. Больше всего его беспокоило то, что он не мог общаться с ману, обезьянкой, или с Мангани, большими обезьянами, к которым он относил орангутангов, находящихся на палубе в соседних клетках. Увидев груз на «Сайгоне», Тарзан понял, какая судьба его ожидает, но также осознал, что рано или поздно совершит побег. Чаще всего эта мысль посещала его, когда на палубе появлялся Абдула.

Ночью, когда поблизости никого не было, он попробовал решётку на прочность и убедился, что сумеет при случае раздвинуть прутья и выйти на волю. Но если он сделает это сейчас, когда пароход ещё находится в море, его попросту застрелят, ибо он знал, что его боятся. Он стал дожидаться благоприятного момента с терпеливостью дикого зверя.

Когда на палубе появлялись Абдула или Шмидт, он не спускал с них глаз — эти люди плюнули в него. Абдула имел все основания ненавидеть его, поскольку Тарзан разрушил его прибыльный бизнес работорговца и браконьера по части слоновой кости. А второй помощник капитана, будучи задирой и в то же время трусом, относился к нему как к расовому врагу, который не в состоянии дать отпор.

Абдула, ненавидевший Краузе и девушку и игнорируемый де Гроотом, общался в основном со Шмидтом, и вскоре они, обнаружив между собой много общего, стали близкими приятелями. Абдула, искавший повод отомстить Краузе, с готовностью согласился помочь Шмидту в предприятии, затеваемом вторым помощником.

— Ласкары все как один на моей стороне, — заявил Шмидт Абдуле, — но китаяшкам мы ничего не сказали, они враждуют с ласкарами, и Джабу Сингх утверждает, что его люди не станут лезть на рожон, если китаяшки согласятся на наши условия и получат свою долю.

— Их не так уж много, — сказал Абдула. — Если они взбрыкнутся, мигом окажутся за бортом.

— Проблема в том, что они нужны для управления кораблём, — пояснил Шмидт, — а что касается того, чтобы от них избавиться, то я передумал. За бортом никто не окажется. Все они станут военнопленными, и, если что-то сорвется, нас никто не сможет обвинить в убийстве.

— Сможете управлять судном без Ларсена и де Гроота? — поинтересовался араб.

— А как же, — отозвался Шмидт. — На моей стороне Убанович. Поскольку он из России, да к тому же «красный», он терпеть не может Краузе и ненавидит всех, у кого хоть на пфенниг больше, чем у него. Я назначу его первым помощником, но ему придётся присматривать и за работой в машинном отсеке. Джабу Сингх станет вторым помощником. О, я давно все продумал.

— А вы будете капитаном? — спросил араб.

— Конечно.

— А я? Кем стану я?

— Вы? О, черт! Да хоть адмиралом!

После обеда Лум Кип обратился к де Грооту.

— Может, вас ночью убивать, — зашептал он.

— Ты это о чем? — опешил де Гроот.

— Вы знать Шмидта?

— Конечно, а в чем дело?

— Сегодня ночью он захватывать пароход. Ласкары захватывать пароход. Убанович захватывать тоже, человек в длинной белой одежде захватывать тоже. Они убивать Ларсена, убивать вас, убивать Клаузе, убивать всех. Китаец не захватывать пароход, не убивать. Понимать?

— Ты что, накурился опиума, Лум? — спросил де Гроот.

— Не курить. Подождать, там сами увидеть.