Райан Зильберт - Шторм света [litres]

Оливия ненавидит загадки. Непонятные вещи нельзя контролировать, а контроль – это ее хлеб с маслом. Вот почему женщина так любит эту комнату, небольшой офис, пристроенный к зданию КТРИПО, в который лишь она имеет доступ. Единственный, центральный пункт управления, из которого она может наблюдать, советовать и производить изменения в реальном времени – и при этом находиться в безопасности, если что-то идет не так.

А сейчас все определенно пошло не по плану.

«Он у тебя?» – спросила Оливия.

«Нет, – ответил Шестой. – Он у вас».

Где-то за пределами комнаты начинает завывать тревожная сигнализация, и тут же умолкает, захлебнувшись своим визгом. На пульте управления одно за другим начинают возникать сообщения:

Отклонение в системе безопасности.

Сбой программы.

Системная ошибка, системная ошибка, системная ошибка.

Потом наступает темнота.

Оливия щурится. Она уже собиралась отправить вторую группу захвата, если, конечно, удастся собрать людей из тех, что остались в ее распоряжении. После инцидента с этой женщиной, Капур, и сегодняшней катастрофы ряды сотрудников КТРИПО сильно поредели. Хотя теперь грубая сила, очевидно, не понадобится. Вот еще одна загадка: Оливия полагала, что Кэмерон Акерсон ударится в бега.

Вместо этого он сам к ней идет.

Оливия поворачивается вместе с креслом, и в ту же секунду дверь открывается, то есть происходит невозможное: дверь может открыться только после прохождения многочисленных уровней системы безопасности, биометрических сканеров… но Оливия уже успела повидать достаточно и не удивляется. Шестой был прав: Кэмерон Акерсон – парень одаренный, и его способности получены не от природы. Незваный гость выглядит ужасно: бледен как смерть, сгорбился, словно от боли, глядит на Оливию из-под длинной челки опухшими, покрасневшими глазами. Вдобавок он не один: справа и слева от него стоят двое. Первый, здоровенный молодой человек, сложенный, как бейсболист, но взгляд как у испуганного бурундука. Это, должно быть, его приятель, думает Оливия, один из немногочисленных друзей. Информацию о нем они нашли, пока поднимали все сведения, касающиеся Акерсона – его друг детства, которого в прошлом году выставили из технологического колледжа. Вроде бы в личном деле было что-то про больную мать, припоминает Оливия, но она прочла тот файл невнимательно. Жако Веласкес ей совершенно неинтересен, он никто, а вот старик… вот это уже интересно. Местный ненормальный, предположительно легендарный Барри Мышиный Помет, но Оливии он знаком в связи с другим делом. Женщина мгновенно вспоминает: информация о нем фигурировала в деле Акерсона, только не Кэмерона, а Уильяма.

– Тяжелая ночь? – спрашивает Оливия.

Кэмерон прожигает ее взглядом:

– Не такая тяжелая, как у ваших людей.

Голос Оливии настолько спокоен, что Кэмерон приходит в ярость.

– Ты хоть представляешь, сколько было погибших?

– Если кто-то и погиб, то исключительно по вашей вине, – рявкает мальчишка.

– По моей вине, – холодно говорит Оливия. – Ну конечно. Я могла бы поклясться, что за секунду до того, как связь разорвалась, мне доложили что-то про падение вертолета в озеро Эри. Но тебе об этом ничего не известно, я полагаю.

Кэмерон делает шаг вперед, его руки висят плетьми, но кулаки сжаты.

– Лучше бы вы оставили меня в покое.

– Но мы не закончили недавний разговор, – сладким голосом напоминает Оливия. – Ты так и не ответил на предложение моего коллеги о сотрудничестве.

– Идите к черту.

– Полагаю, это означает «нет». – Оливия быстро переводит взгляд на одетого в балахон старика, и тот вздрагивает, как будто она его ужалила. – Не потому ли, что твои интересы лежат… в другой области? Заводим новых друзей?

– Слушайте, я конечно, извиняюсь. Не знаю, на что вы намекаете, леди, – говорит Жако, – но мы буквально только что встретили этого типа. Ну, если не считать того случая, когда он присел погадить прямо перед автобусом, битком набитым пятиклассниками, аккурат посреди парка, но…

– Заткнись, пожалуйста, – говорит Оливия, не отрывая взгляда от старика. Она встает и делает шаг вперед. – Знаешь, Кэмерон, мы еще могли бы прийти к соглашению. Сейчас ты уйдешь и оставишь с нами твоего нового друга, и тогда мы забудем про все сегодняшние недоразумения. В конце концов, мы ведь не наши отцы, нам необязательно помнить про их взаимные обиды. По большому счету у нас с тобой нет никаких разногласий, а про недавние досадные происшествия можно забыть. – Она делает паузу. – Мы даже могли бы забыть про Ниа.

Оливия так пристально наблюдает за Кэмероном, ожидая ответной реакции, что не сразу замечает: парень уже дал ответ, и последствия она ощущает внутри собственного тела. Татуировки на ее руке из черных преобразуются в тошнотворно-зеленые, у нее на лбу выступают капли пота. В комнате вдруг становится очень жарко, хотя Оливия понимает, что температура не поднялась ни на градус. Ее руки покрываются мурашками, обжигающая боль обручем сдавливает голову, так что Оливия шатается и хватается за ближайший стол, чтобы не упасть. Язык стремительно распухает, перед глазами все плывет, но ее уши по-прежнему прекрасно слышат, и голос Кэмерона Акерсона звучит ясно и четко.

– Ваши люди и правда не понимают, с кем вы имеете дело, да? – говорит он, когда Оливия падает на колени. – Я мог бы удалить ваши сервера, отключить умные устройства и сварить вас живьем изнутри – все это одновременно. Я могу впрыснуть в ваш организм столько яда, что мозг превратится в суп. Прямо сейчас я напрямую общаюсь с вашим иммунным программным обеспечением, Оливия. Я перепрограммирую его так, чтобы оно думало, будто каждая клеточка вашего тела, данная вам от природы, – это чужеродная, токсичная ткань, подлежащая уничтожению. Вас съедят изнутри ваши же наноботы… а может, я просто вас придушу вашими собственными руками.

Кэмерон прищуривается, и все краски сбегают с лица Оливии, потому что ее пальцы-протезы впиваются ей в горло и сжимаются. Женщина безуспешно пытается разжать искусственную руку второй, настоящей, и из ее горла вырывается жалобный хрип.

Жако хватает Кэмерона за плечо и кричит:

– Что ты делаешь?! Прекрати! Ты же ее убьешь!

При виде ужаса на лице Жако Кэмерон отвлекается и теряет концентрацию. Он чувствует, как его контроль ослабевает, и из опухшего горла Оливии вырывается отрывистый, каркающий звук. Сначала Кэмерон думает, что это предсмертный хрип, но выражение ее лица совершенно не похоже на лик умирающей. Она не умирает, еще нет.

Она смеется .

Все трое, открыв рты, глядят, как Оливия с трудом поднимается на ноги.