Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

Михаил приоткрыл глаза и оглядел склонившихся. Зубров серьёзен, как эпитафия тирана, Родимцев откровенно встревожен. Рядом уже начали мелькать лица подхватившегося Батона и вынырнувшего неизвестно откуда Ворона.

— Уже можно вставать? — Негромко спросил Медведев у режиссёра только что разыгранного спектакля.

— Нет, — лаконично ответил тот и повернулся к ребятам: — Мужики, Топтыгин ещё не вполне… Соорудите ему чайку, — и подмигнул значительно. — Всё ясно?

— Ясно! — переглянувшись, кивнули Ворон и Родимец.

— Секу на раз! — меланхолично отозвался Батон.

— Батон, тебя в первую очередь касается, — как был, на корточках, повернулся к нему Зубров. — Только сорви, блин… — и показал низко над землёй кулак.

— Обижаете, — скорбно констатировал тот и сосредоточился на сохранении напряжённо-встревоженного выражения лица.

Зубров хмыкнул над потугами криминальной морды изобразить величие сострадания:

— Сгинь, Гамлет — принц датский! Пока «лицедейку» не подрихтовали! Мим, блин.

Батон благоразумно смылся к костру, сев к «раверсникам» спиной и занявшись раскладкой питания по тарелкам. Родимец подал кружку капитану и опустился рядом, одновременно и загородив от любопытных взглядов, и сделав вид, что подпирает больного. Медведев хлебнул кипяточку с ягодами и взглянул на заместителя:

— Ну, Станиславский, жарь.

Зубров повернулся вполоборота к костру и спросил:

— Ты куда собрался, Миш? К Полынцеву, да? Себе приговор подписывать?

Медведев сдержанно отозвался:

— Поговорить.

— Так не спеши, — холодно бросил Юрий. — А то успеешь.

Медведев потёр щетину:

— Юра-сан… Ты чего мне сказать-то имеешь?

Зубров зло прищурился на командира и снова отвернулся к огню.

— Ворон, отнеси мужикам хавчик.

— Есть, — Николай подхватился с чашками.

— На вопросы не отвечать, — вдогон предупредил Ворона Зубров. Тот на ходу что-то буркнул и исчез в направлении «раверсников».

— Ну, — поторопил Медведев, зная, что просто так Зубров разговоры не затягивает. — Хорошо тянуть волынку!

— Миш, — Юрий внимательно посмотрел на товарища. — Что вчера с тобой было, помнишь?

— С трудом, — задумался он. — После того, как наклонился ближе к пленному, потерял ощущения тела и словил глюк. Огромный лес с деревьями высотой эдак с двадцатиэтажку. Ветви с мою руку толщиной. Листья, правда, почти как нормальные. Ну, может, чуть побольше. Дубы в основном. Я бегу по этому лесу и чувствую, что он как-то ментально моё сознание ощупывает, что-то вызнать пытается. Ну, и требует, чтобы я назвал себя. Имя, в общем, моё выпытывает… Очнулся на том, что ты меня по лицу охаживаешь. И?..

Зубров смотрел на него с тоской профессионала, понимающего что-почём.

Медведев понизил голос:

— Юр, что со мной было? И вообще, что случилось, пока я был в отрубе?

Заместитель невесело усмехнулся и, отвернувшись, начал рассказывать:

— Однако, Миш, ты не просто вырубился. Ты тут такого шороху навёл, что всем тошно стало. В общем, так, — он сплюнул, — Когда «тварь» повлиял на тебя, ты схватился за голову и свалился на землю. Начался припадок…

— Чего? — Медведев опешил.

— Забило тебя, — по-простому пояснил Зубров. — Пока я из твоей судорожной ручки нож выкручивал, пока прижимал, тут и дежурный проснулся. Я голову поднимаю — под дулом. Стоит дурак, зовёт своих. Перепугался чёрт, — мы тут перед ним трое валяемся в крови — ты меня зацепил-таки лезвием. Ну, со стороны Полынцев со своими подтягивается. Бегут во всеоружии. Думаю, всё — звездец. Сейчас всех накроет. Он же не поверит, что ты… — Он усмехнулся краем рта и со значением посмотрел на капитана, перейдя на тон официальных объяснительных: — …подошёл к пленному, дабы проверить его жизненные функции, поскольку дежурный заснул, а пленный признаков жизни не подавал. А нож в руках, потому что был предупреждён о невероятных возможностях «твари» и опасался за свою жизнь. И тут он оказал на тебя психологическое воздействие и ты потерял сознание… Усёк?

Медведев поперхнулся, быстро взглянул на внимательно ожидающего товарища. Кивнул. Зубров продолжил в своей обычной манере:

— Тут тебя отпустило. Ты и заорал. Так уж получилось, что Полынцев именно в это время оказался над тобой. Ну, а тут, — Он развёл руками. — Сам понимаешь…

— Да… — Выдохнул Медведев.

Представить себе, как мужики подорвались на защиту вопящего окровавленного командира… В общем, он мог. И оттого захотелось, раскачиваясь ванькой-встанькой, долго нудно монотонно материться. На весь свет. За глупость человеческую, помноженную на закон её величества Подлости. Если неприятность может случиться — она обязательно случится. Если ты её всеми силами избегаешь, то она случится в двойном размере.

— Дежурный пальнуть ухитрился с перепугу. Благо, не прицельно. Но Родимцу этого хватило, чтобы скомандовать атаку. Я-то уже положен был кем-то из «раверсников». — Зубров усмехнулся. — По его мнению…

— Ясен-пень, — хмуро отозвался Медведев. Каков в рукопашной Юра-сан, он знал не понаслышке. И то, что в сложившейся ситуации друг готов был «лечь» ради сохранения мира между командами, тоже вполне понимал.

— Ну, дальше — больше. С песнями и плясками «Р-Аверс» отбросили. Полынцев своих увёл. Благо, до совсем уж непоправимого не дошло. Так что — никто не стрелял, обошлось дипломатией.

— Слышал я частично вашу дипло-мать-её. Сначала ударь, а потом подавай голос…

Дежурный Батон и вернувшийся Ворон разложили по мискам мясо с грибами — остатки вчерашнего питания и стали раздавать. В первую очередь — старшим. Медведев кивнул, приняв чашку и, взяв ложку, задумчиво помешал варево. Помолчал, раздумывая, потом поинтересовался:

— Как там Полынцев?

— Промолчал, — отозвался Ворон, не отвлекаясь от раздачи.

— Угу, — Медведев подумал о том, чего ему будет стоить это молчание, и повернулся к Зуброву — Ну, меня вытащили — это понятно. А «тварь»-то зачем?

Зубров обернулся, посмотрел внимательно. Помедлил с ответом. А заговорил о другом:

— Мих. Я неким образом… принял участие в том, что произошло с тобой.

— Не понял.

— Я видел то же, что и ты. Но со стороны. Словно на окружающую действительность наложили другую — огромный лес и бегущего человека. Только этот человек был не ты, а «тварь».

— Так.

— Потом ты завалился, потеряв сознание, и картинка на миг изменилась — белая пустыня, какие-то руины, колокол на полуобрушившейся арке и человек — «тварь». Он стоит, словно к кресту прибит — ноги вместе, руки широко распахнуты. Смотрит вверх на тёмно-красную луну. И шепчет что-то, словно молится. А потом опускает глаза и глядит сквозь меня. Усмехается и говорит: «Помни о птице, мотылёк, летя к огню — так назову меч!». Вот так.