Александр Афанасьев - Тьма под солнцем [litres]

– Так… Вперед по коридору. И не бузи…

– Куда его?

– В двенадцатую.

Один из конвоиров понимающе хмыкнул. Владимир не понял смысла этого понимающего «хм…».

Снова его шаркающие шаги и уверенные – конвоиров. Камера – белым грубо намалевана единица и двойка.

– Стоять. Лицом к стене.

Негромкое звяканье глазка. Затем – солидный лязг замка, блокирующего засов.

– Пассажира принимайте.

– Да ты что начальник, у нас тут и так дышать нечем!

– Жрать давай!

– Врача мне!

– Перетопчетесь!

Его подхватили за шкирку – и привычно втолкнули в душный ад камеры. За спиной – грохнула дверь, отсекая путь к свободе…

Санаторий – незабудка, побываешь – не забудешь…

Три десятка пар глаз злобно смотрели на первоходочника с трех ярусов нар. В камере было жарко, душно, пахло парашей, все были по пояс голые, кто-то и вовсе в трусах. Партаки… у иных целая картинная галерея. Натянутая простыня делила камеру на две части – в одной жили люди, то есть уголовники, блатные. В другой – все остальные, которые по меркам камеры людьми не считались. Опущенные сами, они вымещали злобу на том, на ком могли. Хотя бы и на первоходе.

Под самыми ногами лежало чистое полотенце. Он посмотрел вниз и переступил его, упоров первый свой косяк. О полотенце следовало вытереть ноги.

– Здорово! – грубо сказал он. Он читал где-то, что в новом коллективе как изначально себя поставишь, так и будешь потом существовать.

Молчание. Тяжелое… как летний воздух перед грозой. Заключенные смотрели на него – и от ненависти в их взглядах можно было вспыхнуть…

– Здравствуй, здравствуй, х… мордастый… – сказал один из смотрящих на него людей – ты куда залетел, а?

Владимир не отреагировал – хотя по понятиям следовало броситься на ведущего разбор с кулаками или заточкой. По понятиям, летает – только петух.

– Привели – я пришел!

Понимая, что этот разговор ни к чему хорошему не приведет, Владимир решил действовать. Со своими вещами, он сделал пару шагов и сел на место, которое не было занято. Даже не задав себе вопрос, а почему оно не занято. И невольно вздрогнул, услышав зловещий хохот.

Это был третий косяк – место было зашкварено, петушиный насест. Из всего многообразия уголовных каст, какие существовали в этом темном, душном и страшном мирке ему были доступны только две – чушкари и пидоры.

Хотя это как посмотреть. Двенадцатая хата была шерстяная, администрация заведения собрала здесь всех, кого люди, то есть уголовники – приговорили к смерти. Стукачи, отморозки, ссучившиеся, зашкварившиеся. Когда кого-то надо было опустить – его бросали сюда, как собакам на разрыв. Потому то его так и приняли здесь – в правильной, красной хате за такую прописку избили бы самих прописывающих: по правильным понятиям такой прием новичка считался беспределом и мог означать минус для всей хаты [74] Это значит, что пришедшего из этой хаты в другой коллективно изобьют. Причем вне зависимости от степени вины и личного участия в беспределе – те, кто видел беспредел и не остановил виноваты точно итак же, как и те кто беспредел творил. Блатному, сидевшему в сминусованной хате и не остановившему беспредел – продвижение по воровской лестнице уже не светит. . В нормальной хате никакие решения шерстяных относительно статуса первохода не имели значения, потому что беспредельщики определять судьбу других людей не могут. За исключением одного – если новичка в шерстяной хате изнасилуют, то масть пидора для него – будет уже навсегда.

– Ша, чухна навозная… – раздался ленивый голос из-за простыни – харе базлать не в тему. Э, первоход… вали сюда.

Владимир – пошел на голос, понимая, что сейчас решится его судьба…

Блатных было пятеро. Точнее четверо – один явно был шнырем, рулил за крокодилом – то есть накрывал на стол. Убогие, дебильно-злобные или наоборот – лучащиеся агрессивным сознанием собственного могущества лица, массивные бицепсы. В шерстяной хате рулила только сила и пробивались наверх – тоже только силой…

– Как звать? – просипел один из уголовников. Нас шее его был шрам – то ли от ножа, то ли от пули

– Володя звать.

Блатные переглянулись, один глумливо захихикал. Потом – тот, кто сидел ближе всего – неуловимым движением пнул новенького по голени, прямо по кости.

– Ты чо!

– Через плечо. Будешь пальцы расширять – ночевать загоню под шконку… Встал!

Еще один пинок

– Кликуха как?

– Нет…

– Чо – нет?

– Х… мордастый будет у него кликуха! – сказал тот самый, глумливый. А чо? Тюрьма роднуха дала кликуху. Все по чесноку.

– Глохни. С тобой, Децал, говно хорошо жрать – ты все время вперед забегаешь… Нет, значит, кликухи… А музыку [75] Блатной жаргон, феня. знаешь?

– Нет… не учился.

Глумящийся хихикнул, но смолк. Владимир буквально кожей ощущал как зло, подобно грязной, вонючей воде – готово сомкнуться над головой…

– Короче, не в теме, так? Отгадай загадку – летишь ты на самолете, топливо кончается. Справа лес х. в, слева озеро спермы – куда садиться будешь [76] Одна из загадок, мастырок, подлянок в основном имеют распространение на подростковых зонах. Ответ – в любом лесу есть поляны, в любом озере есть острова. Таких загадок существуют сотни… ?

Владимир промолчал

– В чем тебя обвиняют?

– А хрен знает!

Новый пинок по ноге, по тому же самому месту.

– Пи…ть будешь, в пол втопчем, ну?

– Я не знаю! – Володю прорвало. – Меня на улице схватили, я думал – допросят… я ничего не сделал…

– Да гонит он. За мохнатый сейф [77] Изнасилование. , поди… вот и пургу гонит.

– Точняк? – здоровенный бандит смотрел на него пустыми, чуть раскосыми глазами – пургу гнать не советую, все равно узнаем. Тогда – вешайся. За бабу, ну?

Владимир решил расколоться.

– Да. Но она сама…

И смолк под суровыми взглядами уголовников

– Ну и кто ты теперь есть, голубь сизокрылый – сказал самодеятельный смотрящий – в хату вошел, на людей положил, в петушиный куток сел. Плюс – за мохнатый сейф. Значит, кто ты теперь есть?

Молчание.

– Значит, есть ты теперь пидор непроткнутый, – безжалостно подвел итог пахан, – по всем понятиям. А проткнуть – дело нехитрое.

– Ага, давай прямо щас! Охота конец затушить! – вскинулся глумящийся и смолк под суровым взглядом пахана.

– Но раз ты первоход… дельный с виду шпан. Скажи – ты в натуре ее изнасиловал, а?

– Нет! Она сама!

– Ну, вот…

Пахан указал новичку на место рядом с собой. Положил на стол неизвестно откуда взявшийся обломок шоколадной плитки.

– Пацан ты дельный, будешь мне шестерить. На, ешь.

Ничего не подозревающий Владимир взял шоколад. Он и не подозревал, что это последняя ступень его превращения в проткнутого пидора…