Александр Афанасьев - Помни имя своё! [litres]

Потом – стратегические ядерные силы США постепенно ветшали… ракеты типа Томагавк, способные при необходимости нести ядерный заряд обновляли, они годились для того, чтобы с безопасного расстояния расстрелять ПВ какого-нибудь диктатора. А на стратегические ядерные силы, еще два десятилетия назад бывшие гордостью американской военной машины – денег просто не хватало.

– Это че такое, а? – тупо спросил один ФСБшник, а второй – достал сотовый телефон и начал нервно бить по клавишам.

Это не террористы. Все видели – падающие звезды…

Зарево разрасталось, над землей вспухало пламя, было видно, что горит комбинат и что-то горит в городе… очень сильно горит. А ведь там, рядом с комбинатом – еще и химия! Прорвется – и полгорода не будет. Да и сам комбинат…

П… всему.

– Судный день… – внезапно сказал шейх, красивым и строгим голосом

– Что?

– Судный день – повторил шейх – Аллах увидел непотребства и харам, какие мы творили, и покарал нас. Молитесь. Молитесь. Судный день…

Облака – распадались от жара, поднимающегося с земли, образуя кольцо. На горизонте – неспешно вспухал черный гриб, рукотворным ураганом – шла ударная волна. А река Урал – по-прежнему неторопливо влачила вдаль свои воды…

Попасть в Тегеран было непросто. Даже до прихода исламистов Тегеран был крайне закрытым городом, при шахиншахе точно так же для выезда требовалась виза на выезд и точно также иранские чиновники издевались над туристами и бизнесменами, приезжающими в страну, как хотели. Но после войны, войны со всем миром – границы исламского государства, потерявшего самые крупные кусты своих нефтяных месторождений, отрезанного от Персидского залива, страдающего под бомбежками и ракетными обстрелами – оказались закрыты почти наглухо. Почти – потому что для такого человека, как генерал-лейтенант Алим Шариф, только что назначенного на должность начальника разведки Генерального штаба Пакистана – закрытых дверей не существовало вообще.

По документам на имя канадского гражданина русского происхождения Дэвида Березовских – генерал Шариф вылетел в Германию. Пакистан и Иран имели общую границу – но чтобы воспользоваться ею, пройти, к примеру, через пост Мирджава – не могло быть и речи. Слишком много глаз – в том числе и тех, что висят в небе. Во Франкфурте – он пересел на самолет, следующий в аэропорт Кемаля Ататюрка, в Стамбуле. Был прямой рейс туда, куда ему было нужно – но он предпочел лететь с промежуточной посадкой. Оттуда, из Стамбула – там он даже не проходил паспортный контроль, оставаясь в посттаможенной зоне – он вылетел в аэропорт Душанбе и только там прошел контроль. В машине, припаркованной у аэропорта и принадлежащей одному исламскому культурно-просветительскому фонду, он поменял одежду, вещи и документы. Теперь он был Абылом Макашариповым, гражданином Узбекистана. Узбекские паспорта были хороши тем, что юридически государство существовало – а фактически там шла гражданская война, и государство разрушилось. След от узбекского паспорта – в ста процентах случаев, вел в никуда.

Генерал понимал, что это – не его дело. Что, несмотря на то, что он знает и русский и фарси и даже в какой-то степени узбекский, который испытал сильное влияние фарси, что, несмотря на его огромный опыт выживания в самых экстремальных условиях, что, несмотря на подготовку к подрывной и диверсионной войне сначала в лагере ХАД, потом в банде вооруженной оппозиции, потом в движении Талибан – он может погибнуть. Но дело, ради которого он ехал, было настолько важным, что он не мог послать вместо себя кого-то другого…

Ожидая в аэропорту Душанбе рейса на Тегеран – его выполняла компания Tajic air, одна из немногих, которые все еще летали на Тегеран – он присматривался к людям, ожидающим рейса в ВИП-терминале аэропорта. С прошлого года, со времени нападения Израиля, а потом и США с Саудовской Аравией на Иран – к чему он имел самое прямое и непосредственное отношение – Душанбе стал чем-то вроде Кувейт-сити. Ворота в ад, путь в беззаконие, в страну, которая находится в состоянии войны со всем миром, в страну, которая не добита и оттого еще более опасна. В Душанбе сейчас – можно было встретить кого угодно: американского генерала, французского нефтяного дельца, русского олигарха, китайского бизнесмена из Гонконга. К блокаде Тегерана не присоединилась Россия, не присоединились среднеазиатские страны бывшего СССР, американцы никак не контролировали Каспий – все это давало возможности для зарабатывания просто сумасшедших денег. Одна поставка – чего угодно – оборачивалась двумя, тремя концами. Иранский газ продавался как туркменский, иранская нефть продавалась как русская, на границе – караванами стояли машины с товарами, доставляемыми в страну по спокойному, северному маршруту. Лететь в Тегеран – сейчас осмеливались немногие – в небе над иранской столицей мог встретиться израильский, американский, саудовский истребитель. И если первые два – вряд ли стали бы атаковать гражданский самолет – то саудиты не стали бы церемониться. Можно было бы проехать до Мешхеда, потом оттуда до Тегерана на машине – но это означало время. А его у генерала Шарифа, основного архитектора пакистанской внешней политики последних трех лет – просто не было.

Генерал заметил троих. Средних лет мужчину, который был похож на француза из-за своего породистого лица и бакенбардов. И семейную пару – дама в чадре, мужчина с бородой и в чалме. К гадалке не ходи – последние американцы или британцы. И лучше бы им повернуть назад, пока не поздно – у мужчины видны мускулы и военные повадки, а женщина – не умеет ходить в чадре как мусульманка – широко ставит ногу. Но генерал не видел смысла давать кому-то уроки искусства разведки – ему просто не было до этого никакого дела: он увидел потенциальную опасность, классифицировал ее, отложил на нужную полочку в голове и до поры забыл.

Рейс задерживался. Несмотря на то, что аэропорт недавно отремонтировали – объявлять рейсы здесь так и не научились.

Генерал съел две лепешки с мясом и зеленью, запил все это чаем из пакетика – проклятые пакетики заполонили весь мир, никто не хочет заваривать чай как следует. Ему хотелось спать – но он знал, что не сомкнет глаз, пока не окажется на борту самолета. Да и там – он будет спать чутким сном разведчика – пятьдесят секунд сна и десять секунд осторожного, на грани сна бодрствования – чтоб оценить обстановку. Такой сон плохо освежал – но он не мог позволить себе ничего другого.

Наконец, уже после наступления темноты – объявили рейс. Очевидно, пилот не хотел лететь днем, опасаясь одинокого охотника в небе. И ошибался – основные налеты и обстрелы происходили по ночам…