Александр Афанасьев - Помни имя своё! [litres]

Он пошел ва-банк Имитировал потерю управления, довернул руль. Машина ударилась о какое-то строение… киоск что ли. Водительская дверь была приоткрыта заранее, он вывалился из машины, сжимая в руке пистолет.

Трое дагестанцев, самому старшему из которых было девятнадцать, и у кого был один автомат на троих – даже не поняли, что с ними произошло. Утром – они пошли с братом одного из них, который был в джамаате. Брат убил двоих полицейских и отдал один автомат им. С ним они отправились на охоту – убивать русистов, они рассчитывали либо добыть еще оружия, либо поживиться за счет убитых. Известно, что когда люди становятся беженцами – они берут все самое ценное с собой. У них был только один автомат – поэтому, они заняли скрытую позицию за своим родным домом и решили расстрелять машину, которая им понравится – и посмотреть, что в ней.

Машину они расстреляли – от нее аж искры полетели, и она врезалась в хинкальню тети Мисиду. Они побежали проверить, что им досталось – и, почти добравшись до машины, все умерли, почти в одну и ту же секунду. Так и не поняв, что произошло…

Ранение оказалось неопасным – пуля просто чиркнула, содрав кожу. А вот Лось был убит. Пуля, пущенная девятнадцатилетним бородатым недоделком – пробила стекло, изменила свою траекторию и попала точно в лоб. Лось, который выжил на холмах близ Сараево, который тайно действовал в Косово, в Ираке, в Афганистане, в Таджикистане, в Пакистане, в Кыргызстане, в Китае, в Чечне, который выжил во всех этих местах без единой царапины – был убит наповал, не успев даже выстрелить в ответ…

– Лосяра, Лосяра… – раздосадовано проговорил Джинн – как же так то…

Невдалеке – раздались автоматные очереди, скупые, короткие – тонули на фоне заполошного треска и буханья дробовиков. Это мог быть Воробей. А мог – и кто-то другой…

Надо было идти…

Джинн обшарил карманы Лосяры – нашел еще один пистолет, деньги, чистый сотовый, патроны. Все забрал себе. Забрал из машины здоровенный чехол с винтовкой. Перетащил Лося обратно в машину. Открыл бензобак, смочил тряпку, чиркнул зажигалкой…

Машина вспыхнула. Это было не как в кино – взрыв до третьего этажа. Просто хлопок и яркое, почти прозрачное пламя…

Держа в руках пистолет и винтовку в чехле – Джинн побежал в сторону застройки, сторожко оглядываясь по сторонам. Правил больше не было, приказы не были ему нужны. Наступало время беспредела…

В последние дни перед Апокалипсисом – по всей Махачкале шел слух. Слух о бессмертном воине, о русском, которого не брали пули. О русском, который появлялся в самых неожиданных местах и стрелял – а ответные пули в него не попадали. Его убили только тогда, когда прижали в одном из дворов несколькими джамаатами, больше ста человек. А кто-то говорил – что и тогда его не убили. А кто-то – говорил, что вранье все это, их было несколько человек. Как минимум двое – один такого сделать никак не мог.

Что было правдой в этой истории – а что ложью – никто и никогда не узнал. Апокалипсис – уравнял всех и вся.

В германском Бундесвере существует понятие «айнзац». Применение. Тренировки, и все прочее – а когда ты летишь в Афганистан, это называется «айнзац». Четыре месяца, после чего три года отдыха – другой график лишь у частей специального назначения типа КСК. В сороковых такие условия службы считались бы царскими. В новом тысячелетии – обычно после айнзаца солдаты спивались, разводились, попадали в тюрьмы. Таково было время – новое время…

Обер-лейтнанту Томасу Крайсу до завершения своего айнзаца оставалось всего несколько часов. Они уже собрали мешки для того, чтобы ехать в Баграм. Они уже собрали отвальную, попировали с теми, кто приехал им на замену. Но добраться до Германии – им спокойно не удалось.

Эти места считались спокойными – относительно, потому что спокойных мест в Афганистане нет. Но большинство населения здесь не поддерживало Талибан, просто потому, что большинство здесь составляли таджики и туркмены. Потомки тех, кто в прошлом веке бежал сюда от репрессий и ужасов большевизма. Они прекрасно помнили, как талибы пришли сюда в девяносто седьмом и что они тут творили. Поэтому, большинство населения состояло в исламской милиции, они готовились к тому, что НАТО рано или поздно уйдет и им придется разбираться с Талибаном и пуштунами с оружием в руках. К немцам – исламская милиция относилась неоднозначно, где-то делились информацией, где-то просто держали вооруженный нейтралитет. Но проблем хватали. Рядом – граница. Пакистан, северные территории, очень дикие места, которые Исламабад никогда толком не контролировал. Оттуда – приходили банды, обстреливали, взрывали на дороге. Самое страшное было то, что если люди старшего и среднего возраста были поголовно против талибов – то среди молодежи было уже достаточно радикалов, которые слушали радикальных мулл в тайных молельных комнатах и оказывали поддержку Талибану. А то – и сами нападали…

Лейтенанта разбудили ребята его отделения. Надо было двигаться…

Было еще темно, но в модулях тех, кто отъезжает, горел свет. Сопя и ругаясь, мужики одевали осточертевшую форму, предвкушая полет из Баграма – через Россию на родину. У немцев были хорошие отношения с Россией и немецкие самолеты из Афганистана она пропускала.

– Господи, как мне всего этого будет не хватать… – сказал весельчак Гюнтер Шальке, упихивая свой рюкзак так, чтобы он закрылся

В ответ – кто-то бросил в него ботинком.

– Да пошел ты…

– Ему Нонна написала.

– Что?

– Что нашла себе кого получше, не такого придурка, как он.

Гюнтер запустил сапогом в ответ

– Ну, хватит, хватит… – остудил пыл сражающихся лейтенант

Сам лейтенант наскоро собрал мешок. Этот айнзац у него был первым – и он не был уверен, что хочет сюда во второй раз. Хотя после возвращения его однозначно ждало повышение – офицеров с боевым опытом повышали в звании на одну ступень сразу, вне зависимости от выслуги лет.

– Парни! – громко сказал он – послушайте меня, пожалуйста

Все выстроились – и кто уложил мешок, и кто не успел этого сделать.

– Я хочу вам сказать две вещи. Первая – сегодня или завтра мы улетим отсюда. И я не знаю – вернемся сюда или нет. Возможно, кому то из вас по возвращении будет помниться только плохое – или захочется сделать что-то плохое. Если так будет – помните, пожалуйста, ради чего мы здесь были, ради чего мы прошли через все это. Кто-то – даже кто-то из немцев – скажет, что мы были здесь как оккупанты. Кто-то скажет, что надо было здесь всех вырезать, а мы просто прохлаждались здесь и занимались всякой ерундой. Ни то, ни другое не является правдой. Правда в том, что мы пришли сюда без приглашения – но пришли сюда, чтобы помочь людям. Эти люди – они не такие плохие, как кому-то кажется, просто они не знают другой жизни кроме этой, и мы, как смогли – помогли им что-то построить, что-то лучшее, чем то, что у них было. Мы здесь помогали людям и старались делать хорошее, поступать всегда правильно. Даже если у нас это не всегда получалось. Помните это, и не оскорбляйте память об этом, когда вы окажетесь на родине.