Александр Афанасьев - Помни имя своё! [litres]

– Попросишь у того ублюдка на Кадиллаке взаймы, что ли?

Американец понял, что проигрывает. Заговорил спокойно и зло.

– Вы не представляете, во что ввязались. Забирайте деньги и сматывайтесь, любители капусты.

Зиммер врезал американцу по голени

– Повежливей, козел.

– Что-то мне мешает поверить тебе, парень…

– Тебе и не нужно верить. Хочешь жить, сматывайся и сиди тихо…

Айнзац – кроме разводов и самоубийств приносит и кое-то полезное. Например, умение чувствовать опасность, даже не видя ее. Внимание лейтенанта было направлено на американца – но он то ли по едва заметному колебанию воздуха, то ли каким-то шестым чувством – почувствовал, что что-то не так. Выбросил назад локоть, он ударил во что-то мягкое, человек, которого он ударил, сдавленно зашипел. Но атаку не прекратил – короткоствольный автомат смотрел на немцев своим тупым рыльцем, готовый выбросить тридцать пуль за секунду с небольшим. Но и лейтенант – успел, вскинул трофейную Беретту, нацелил ее на второго… нет, не англичанина, американца. Где они отработали акцент и это душевное «старина».

– Ну?

Ситуация походила на сцены из фильмов Джона Ву, вот только оружие было настоящее и ни у кого из участников сцены – не возникло бы проблемы с тем, чтобы нажать на спусковой крючок. Они вместе шли через долину, под градом пуль, теряли людей – чтобы умереть здесь, на таджико-афганской границе.

– Предлагаю сделку… – сказал прижатый Зиммером к капоту машины американец – это не ваше дело… зачем ввязались идиоты. Вы забираете все, кроме моего удостоверения и телефона. И сваливаете. Разбегаемся по-честному, и проблем не будет. Это не ваше дело, и…

Зиммер надавил посильнее

– Хорош… – лейтенант принял решение – Зиммер, отпусти его. Отпусти…

Отпущенный американец мог что-то предпринять, теснота между машинами давала много возможностей – но он этого не сделал.

– Эй!

Зиммер взял обе пачки денег, которые лежали до этого на бампере, бросил их на землю.

– Это твое…

– Напрасно… – придушенный американец приходил в себя – деньги не пахнут.

– Да пошел ты. Наркоторговец гребаный. Из-за таких как ты – и есть все это дерьмо…

Почему-то лейтенант Крайст увидел это место, он понял – им всем предстоит умереть здесь. Смерть – все-таки заберет свое, то, что ей не удалось забрать там, на базе…

Пробираться навстречу движущимся колоннам было непросто, их потрепанная машина вынуждена была идти бездорожьем. Дорога, как и все дороги в Афганистане, проложенные по открытой местности – была со всех сторон прикрыта специальными высокими плитами – отбойниками, так называемыми ти-уоллсами, от Кабула они тянулись на десятки километров. Стена ти-уолсов тянулась до самых гор, до самых границ. Сейчас – эта стена во многих местах была повреждена разрывами авиабомб, во многих – просто растащена тяжелыми бульдозерами саперов. Начался исход – военные, гражданские, люди, которые поверили, что в этой стране может быть нормальная жизнь – теперь отступали на колесах, на ослах и даже пешком и эта громадная, скорбная процессия выстроилась на многие километры, направляясь на север, к бывшей советской границе. Отказавшие в дороге машины просто отпихивали в сторону, умерших и погибших людей – оставляли на обочинах, потому что некому было хоронить. Люди отступали на север под натиском бездушной, пожирающей все на своем пути человеческой саранчи…

Лейтенант прикорнул прямо в кузове медленно продвигающейся машины. Он так устал, что просто вырубился. Как говорят русские – заснул без задних ног…

И он видел сон. Опять – тот самый…

Проклятые бомбы здесь не были слышны – хотя когда бомбили британцы, своими двухтысячефунтовыми – здесь все дрожало и качалось. Сейчас – наверху были русские, у них не было ни таких бомбардировщиков, ни таких бомб. Но от этого – было не легче…

Оберст-лейтенант Люфтваффе Гюнтер Крайс закончил пересчет патронов. Сто тридцать семь… не много и не мало. Сто тридцать семь смертей, почти гарантированных, еще сто тридцать семь проклятых жидобольшевиков, которым никогда не увидеть победы. Это много – в Белоруссии этого хватало, чтобы сорвать атаку пехотного полка. Но что это значит сейчас, когда проклятых жидобольшевиков наверху – тысячи…

Потом придется стрелять обычными, пехотными. Винтовка будет стрелять – но толку от такой стрельбы – будет мало.

Оберст-лейтенант посмотрел на подростка из Гитлерюгенда – который, закусив губу, крутил и крутил ручку динамо-машины. Трудно… но делать нечего, к ночи батареи должны были быть заряжены. Иначе – все напрасно…

Оберст-лейтенант был вооружен последним чудом техники, которое изобрели, как и многое другое, когда было уже слишком поздно. Тщательно отобранная штурмовая винтовка STG-44, на ней стоит глушитель образца сорок второго года и прицел. Таких прицелов не было ни у русских, ни у союзников – их и у немцев то почти не было. Труба по диаметру раза в три больше обычного оптического прицела и поверх – прожектор. Более мощные образцы использовались на последних моделях Пантер и Королевских Тигров, их сопровождали специальные БТР с инфракрасными прожекторами. Здесь – конструкторы рейха, Абтейлувнг-37, уместили все это в приборе, который мог переносить один солдат. Питался он – от батареи, которая висела в заплечном рюкзаке, и от которой к прожектору шел толстый, в резиновой оплетке провод. Первоначально – эту штуку разработали как ночной прицел для бомбардировщиков и штурмовиков, в авиации ограничения по весу – потому их и сделали такими компактными. Но ни бомбардировщиков, ни штурмовиков сейчас не было – просто не было горючего для них. А вот они – ночные крысы – были.

Прошлой ночью они выбили сто двадцать семь советских солдат. За одну только ночь – и это была не первая ночь их охоты. Они постоянно перемещались по подземным коммуникациям, по берлинской подземке, по канализации. Как только наступала ночь – они выходили на охоту, всегда в другом месте. Никогда не вступали в бой, отстреливали, кого только могли – и уходили под аккомпанемент канонады во все стороны. Ночью – русские использовали осветительные мины, но это мало помогало, скорее наоборот – засвечивало зрение часовых, а ведь движение можно заметить даже в кромешной тьме, если глаза привыкли к такому уровню освещения. Пехота размещалась у костров, которые они жгли, чтобы согреться и разогреть пищу, они засыпали рядом друг с другом – чтобы больше уже никогда не проснуться. Ночной прицел позволял точно поразить цель метров с двухсот, если конечно не направлять прямо на костер, глушитель делал выстрелы достаточно тихими и скрывал дульную вспышку. Обычно – на двоих они снимали по десять – пятнадцать целей за раз, прежде чем начиналась лихорадочная ответная пальба во все стороны. Еще сколько то – снимали эсэсовцы, прикрывавшие их и отвлекавшие внимание противника на другую сторону. У них тоже было бесшумное оружие…