Елена Гусарева - Теломерон. Таблетки от бессмертия

То ли Лу прозрела, то ли, напротив, была ослеплена? Ослеплена им. Он был настоящим. Лу таких не встречала. Она забыла о себе и с легкостью пожертвовала бы собой, пошла бы за ним снова и снова, будь у них еще один шанс.

Любовь — глупое, нелепое, нелогичное чувство. Конечно, она его не любила. Жизнь научила, что по-настоящему можно любить только себя. Почему же тогда так больно? Что он такого сделал, чтобы заслужить ее боль? Ее саму никто никогда не любил. Даже мать ненавидела, а ведь они когда-то были частью друг друга. И зачем только Лу опять о ней вспомнила? Каждый раз, как случалось что-то очень плохое, лицо матери — мясистое с двойным подбородком и кривой насмешливой улыбкой, вставало перед глазами. Этот призрак всегда напоминал, что она одинока, и в этом перенаселенном мире не найдется ни одного человека, могущего стать по-настоящему близким. Но теперь Лу казалось, что призрак матери ошибался. У нее с Никитой был шанс, иначе она не решилась бы идти за ним до конца, никогда не отказалась бы от обещанного блага. Нет, она его не любила, но могла бы…

Впервые за многие годы она почувствовала, что больше ничего не боится и ничего не ждет.

……

Лу усадили в служебный автокар и доставили в резиденцию Мариуса, где он обычно принимал ее. Член совета занимал огромный пентхаус на восьмидесятом этаже в районе Элиты. Пара силовиков, придерживая за локти, ввели Лу в знакомый, скудно обставленный кабинет в бледно-синих тонах. Высокие окна в пол были завешаны полупрозрачными серыми шторами, создавая мягкий полумрак.

— А, Лукреция, я вас ждал, — Мариус, как всегда, встречал ее в полулежащем положении. Лу никогда не видела, чтобы он вставал. Черный шар покоился у него на коленях. По-видимому, в реальность он выходил лишь изредка.

Мариус велел усадить Лу напротив себя и, к ее удивлению, отпустил охрану.

— Хотите что-нибудь спросить? — поинтересовался он.

Лу молча смотрела в сторону.

— А я все-таки должен кое-что объяснить, — Мариус прочистил горло и сел. Лу невольно поймала его взгляд. — Я очень старый, Лукреция, очень… — сказал он устало, — Один из первых таймеров, а, может быть, даже самый первый. Уже не помню, представьте себе.

Губы Лу дрогнули. Она напряглась.

— Но я не об этом… хотя и об этом тоже, — он наклонился вперед, поближе к ней. — Наверное, я удивлю вас, но объектом эксперимента был не только М016.

— Никита, — отчетливо процедила сквозь зубы Лу. — Его звали Никита Беликов.

— Да, да… — он улыбнулся, продемонстрировав безупречные натуральные зубы. — Его смерть, как и ваша, вовсе не входила в мои планы.

Лу быстро сунула руку за пазуху, и только тогда вспомнила, что ее обезоружили.

— О, — тут же заметил ее движение таймер и отстранился. — Не торопитесь, я еще не все сказал. Поверьте, не разочарую. Вы получите удовлетворение.

— А как же вирус? — возразила Лу.

— Ах… — Мариус отмахнулся. — Слабак, он и есть слабак. Дохлая рыба, так?

Он встал и подошел к окну, зацепил штору и медленно повел ее в сторону.

— Ведь ты не такая?

— Чего вы хотите? — твердо спросила Лу.

— Многого, — ответил Мариус после затяжной паузы. Он напряженно всматривался в панораму Центрального City. — Я хочу, чтобы ты взорвала к чертям это стоячее болото! — вдруг сказал он со злостью в голосе. — Чтобы здесь камня на камне не осталось! И не только здесь… Этому миру нужна встряска, электрошок. Иначе человеческий род вымрет, а его место займут тараканы.

— Не понимаю, — растерянно сказала Лу.

— Я готовил тебя, и таких как ты, помогал понять то, что понять необходимо, но сейчас выбор за тобой. Я сделал, что мог, и теперь мне пора… Но прежде, я должен убедиться, что ты выполнила обещание.

— Я вам ничего не обещала.

— Не мне, а М016, Никите… Ваша запись уже обнародована. Прямо сейчас ее смотрят миллионы граждан нашего округа и, возможно, Земли. Взгляни в окно, сколько людей на улицах, — Мариус стремительно обернулся и внимательно посмотрел на Лу. — Каким будет их следующий шаг? Что они сделают, узнав, как жестоко их обманывали? Как думаешь, Лукреция?

— Зачем вы это сделали?

— Я планировал диверсию с самого начала. Найти рецепт душевной молодости — нелепая мечта, ради которой мумии, вроде меня, готовы на все. Они еще не поняли, только смерть — есть возрождение. Таков закон природы. Именно это и требуется нашему обществу, планете — родиться заново…

Он снова обратился к окну.

— Лукреция, Лу… так даже лучше… Им понадобится кто-то, кто возглавит их. Тот, кто понимает до сути. Злой. Свободный. Все потерявший. Как ты. Иди, стань тем, кому поверят, за кем пойдут. Этого не я хочу, этого хочет природа. Тебе начинать эпоху возрождения. Ты готова.

— Вы сошли с ума?

— Иди. Ты свободна.

……

Движение на улицах Центрального City ускорилось. Все куда-то спешили, опустив пониже головы, прикрыв глаза смарт-очками. Несколько раз Лу замечала оранжевые балахоны. Слова Никиты доносились со всех уличных экранов, со всех билбордов, но никто, казалось, не обращал внимания на парня в смешной холщовой шапке, не в первый раз повторяющего: «Меня зовут Никита Беликов, мне 24 года. Еще недавно я служил менеджером в похоронном агентстве Северо-Западного City пятнадцатого Евразийского округа, а сегодня я подопытный М016…». Она видела его повсюду, такого близкого, еще живого… Никиту на экране теснила другая картинка — документальная нарезка, где он и Лу убегают от преследователей в супермаркете, висят, еле удерживаясь, на крыше внешнего лифта жилой башни, а человек в черном комбинезоне и маске стреляет из винтовки, где Никита, обливаясь потом, из последних сил, бежит по темному городу с бесчувственной Лу на руках, убийство Рамиля и страшное, почти безумное лицо Никиты, когда он кричит: «Я больше не побегу! Стреляйте!»…

Лу упала на колени прямо посреди улицы. Автокары сигналили и проносились мимо в опасной близости. Люди с невозмутимыми, каменными лицами-масками проходили, не замечая ее. Они молча спешили, но куда, Лу не знала.

— Посмотрите… Да послушайте его! — она зацепила полу плаща какой-то женщины, но та отшатнулась, будто Лу была больна чем-то очень заразным.

Лу, не отрываясь, смотрела на экран, ловя каждый запечатленный жест Никиты, то, как он смотрит, как потирает висок, как запинается от волнения. Его вздрагивающие руки, слишком изящные для гробовщика, с запекшейся под ногтями кровью, ее кровью… Зачем она лгала ему? Ведь только он один был достоин правды. Он один был достоин жить.

— Сдохните, — прошипела Лу. — Вы все сдохнете! Вы уже трупы…

Жаль, что не о ней он думал в последнюю секунду.

Лу закрыла лицо израненными ладонями.

Мариус ошибался. В ней нет злости, чтобы идти дальше, тем более вести за собой.