Анатолий Лернер - Накануне вторжения

Раскидистый фикус удивлял своими размерами и красотой. С массивных нижних ветвей, под которыми запросто мог пройти высокий человек, канатами свисали наружные корни. Они прикрывали наготу ствола затейливой бахромой, которая терялась высоко в ветвях, где скрывались от зноя вездесущие птицы. Они щебетали Тою, что знают о нём всё.

— Не задавайся! — Выкрикивала ему птаха.

— Не надо, не надо, не надо! — Вторила ей другая.

— Ладно, не буду, — улыбнулся Той, встал и прошелся по пляжу. Тяжёлый пистолет доставлял досадное неудобство, но его наличие давало Тою дополнительное преимущество — своеобразный пропуск в тот странный мир, где люди видели собственную безопасность лишь в присутствии вооруженных охранников.

В озеро заехал джип со специальным прицепом для катера. Деловитые работники пляжа вытащили на изумрудную скрижаль берега сверкающий от свежей краски бот.

Разномастные катера ещё долго кружили по озеру, радуя и зрителей и участников водных забав то взмывающими в небо и танцующими в нём разноцветными парашютами, то хитрыми маневрами, от которых с плотов в прогретое солнышком озеро высыпались оранжевые спасательные жилеты с визжащими в них от восторга детьми. А спасатели отгоняли катера, и собирали промокших и безмерно счастливых сорванцов, наглотавшихся от избытка чувств, пресной воды.

Настроение всеобщего ликования передалось и Тою. Он снова присел под фикусом, и сквозь пышную гриву корней, свисающих с ветвей, осмотрелся. Кругом были фикусы. Они казались столь же диковинными, представляясь то многопалыми пришельцами, то инопланетными животными с живописными гривами и причудливо подстриженными хвостами; то восточными красавицами с множеством тонких, терпеливо заплетенных косичек.

— Гольдшмидт! — Громко окликает его голос напарника. — Тебя кто-то разыскивает…

Давид Лерман сидел в машине и читал книгу, ожидая Тоя, за которым полицейский отправил охранника из частной фирмы. Это был старый рассказ Тоя, в котором он описал своего пса профессором оккультизма. Давид мало что понимал из прочитанного. Его внимание было рассеянным. Он представлял себе то, как скажет Тою, что не держит на него обид, но хочет внести ясность в их отношения.

«Говоря словами Мудрецов, свет некоторых идей ослепляет глаза человека невероятной силой и опасностью новизны. Люди не должны задавать себе вопросы, на которые они не в силах дать ответ. Коснувшись однажды такой идеи, человек обязан идти дальше, чтобы не погибнуть под тяжестью непосильного груза. Но для этого нужна подготовка. Ибо это та сфера, которой без соответствующих знаний касаться недопустимо».

Давид прочитал эти строки и воспринял их как ответы на свои собственные вопросы. И хотя ему казалось, что он снова попался на крючок писателя, на этот раз он был намерен ему сдаться.

Ведь это именно они, самые потаённые уголки его души, были затронуты той самой идеей. Будучи восприняты неверно, они оставили в сердце Давида, болезненный след, надолго отбив всяческую охоту выхода в запредельное. Но идея, возвращавшаяся из-за тумана, напущенного страхом, по-прежнему не давала ему покоя. Она и впрямь отрывала его от жизни, селила в душе глубокий разлад, лишая всего и ничего не давая взамен. Бесплотная идея, у которой не было шанса осуществиться. Он догадывался, что табличка Шимона — это ключ ко многим загадкам, и надеялся, что она как-то сможет оживить древнюю виману, обнаруженную Тоем на дне озера. Он был уверен, что это своеобразный пульт управления ею, и что Проекту будет необходима её трёхмерная модель, поэтому стал самостоятельно осуществлять разработку. Ему не терпелось понять: что же скрывает изумрудное зеркало? Но из-за несговорчивости и заносчивости Тоя их выбросили из Проекта, и почти проявившееся в реальности зеркало Тота, так и осталась виртуальной разработкой, к тому же на армейских носителях.

Неожиданно Давид понял, что читает книгу, написанную от лица собаки! Давид почувствовал себя уязвлённым. Всё, что поднималось с глубин его души навстречу писателю, вдруг рухнуло, вызвав эмоциональный взрыв и помутнение рассудка…

Давид отшвырнул на заднее сиденье планшет, вышел из машины и увидел, что к нему приближается Той.

— Послушай! — вместо приветствия прокричал Давид, Тою, — Тебе мало того, что я однажды уже влетел по твоей прихоти в нескончаемый день ада? Теперь ты затеял из моей жизни сделать новую игру? — Давид стремительно направлялся навстречу писателю.

— Прошу тебя, — сказал он, обнимая Тоя за плечи и глядя в его глаза, — оставь меня в покое. Я больше не хочу быть героем твоей игры. У меня своя собственная жизнь, у меня свои отношения с Богом, инопланетянами и человечеством. Твоя жизнь, твой мистический опыт мне не интересны! Слышишь?! И пацанов моих не трогай. Не калечь их сомнениями, не делай ответственными за судьбу всего человечества. Не лишай их права самим построить свою собственную жизнь.

— Хорошо, Давид. — Неожиданно легко согласился Той. — Ты ведь именно за этим и приехал, чтобы услышать от меня, то, что я сказал, верно?

— Да, — сникшим голосом согласился Давид.

— Не ожидал, что я так быстро с тобой соглашусь?

— Признаться, да.

— Теперь послушай, что я тебе скажу сверх того. — Той с симпатией посмотрел на взъерошенного человека, примчавшегося к нему, и как-то смущенно, будто себе одному, пробормотал:

— Но, как бы, то ни было, ты ведь уже знаешь, что «Тринадцатая Скрижаль» — это мистическое зеркало Тота. Так или нет?

— Так, — кивнул головой Давид. — И что? Всё равно, пока не создан макет, это всего лишь фантазии, за которые тебя с нами заодно вышибли из Проекта!

Той посмотрел на Давида.

— Есть такой анекдот, сказал он. Симфоническому оркестру срочно был нужен флейтист, о чем оповещало объявление, данное администрацией в местной газете. На следующий день в театре раздался звонок.

— Здравствуйте. Звонит Рабинович. Я по поводу вашего объявления в газете.

— Здравствуйте! — Радостно говорит администратор! — Вы — флейтист?

— Нет, — отвечает Рабинович.

— Да, но вы же сказали, что звоните по поводу объявления…

— Совершенно верно.

— Но нам нужен только флейтист.

— Вот я и звоню сказать, чтобы вы на меня не рассчитывали. Что бы ты ни говорил, Давид, это уже произошло. И сколько бы ты не говорил, чтобы я на тебя не рассчитывал, но ты, зачем-то, уже здесь. И с тобой твоя тайна.

— О какой тайне ты говоришь? — спросил Давид.

— Я говорю о тайне твоего поступка. Для того, чтобы отказаться принимать участие в этом сценарии, тебе не нужно было разыскивать меня. Но ты здесь, и значит тоже хочешь узнать, что появится по ту сторону изумрудного зеркала? Так?