Андрей Васильев - «Золото мертвых»

— Хорошо. — Я потер ладони. — Такой вопрос — а что мог подарить девушке юноша? Ну из подобных предметов?

— Подвеску, — уверенно заявил Ласло. — Знак любви и верности. Если он был богат, то, возможно, в виде сплетенных инициалов — его и избранницы, если не слишком — то попроще, но непременно с тремя камнями разных цветов. Это должно было сказать окружающим, что сердце данной прелестницы несвободно. Ну а если та меняла свое решение в отношении юноши, то можно было избежать ненужных объяснений, просто вернув подвеску дарителю. Да и мужья частенько дарили подвески женам, как бы говоря им, что их страсть не угасла. Ну хотя бы формально.

— Подвеска? Это как в «Трех мушкетерах»?

— Да — да, — подтвердил Ласло. — Людовик не любил Анну Австрийскую, но приличия ради подарил ей подвески, говоря о том, что чувства есть, и они сильны. А та, в свою очередь, передала их Бекингему, причем как что?

— Как дар любви, — усмехнулся я. — Вроде, в тексте их так и называют.

— Именно. — Мадьяр чуть прибавил скорости, ибо дорога с нашей стороны была почти пустая. — После чего король сильно и обоснованно разозлился, заподозрив, что его подарок был передан другому мужчине. Причем не какое — нибудь кольцо или колье, а именно подвески. Замечу отдельно — очень дорогие подвески. Двенадцать алмазов — это серьезно. За такую побрякушку в те времена где — нибудь в Руссильоне можно было прикупить поместье, землю и виноградники в придачу. Про Гасконь с ее многочисленными полуразрушенными замками я и не говорю.

Подвеска. А что, очень может быть. Почему нет? Теперь бы еще понять, кем была эта «SC», да получше рассмотреть предмет.

Настроение поднялось, а после того, как мы перекусили в придорожном кафе, том, о котором мне говорил Ласло, стало вовсе замечательным.

Остаток дороги пролетел незаметно, и я даже удивился в тот момент, когда увидел из окна машины озеро Сенеж, красиво бликующее под солнцем.

После мы проехали мимо рыболовной базы, мелькнул справа дом отдыха довольно старой постройки, а следом за этим Ласло направил автомобиль на какую — то совсем уж узкую дорогу, которая шла через лес. А минут через пять и с нее свернул, сообразуясь с какими — то приметами и рукописной картой. Надо полагать, нарисованной его братом, тем, который дядюшку порешил.

— Приехали, — наконец сообщил мне он, съехав с лесной дороги на уютную полянку. — Поиски стоит начинать отсюда.

— Почему отсюда? — полюбопытствовал я. — Пару минут назад мы не менее живописное место проезжали.

— Так сказал Лукан. — Мадьяр помахал картой. — Ему можно верить.

— Н — да. — Я вылез из машины, и потянулся. — Ну раз Лукан.

В Москве предстоящее приключение виделось мне более простым. А тут, глядя на высокие ели, стоящие с трех сторон вокруг поляны, уверенность как — то немного рассеялась. Тут вообще леса были не чета тем, что я посетил за последнее время, никаких березняков, насквозь просвеченных солнцем. Суровый ельник, через который запросто не продраться.

— Посиди — ка еще маленько в машине, — велел я мадьяру. — Надо кое — что сделать.

— Хорошо, — без малейшего удивления и каких — либо вопросов согласился он. — Как скажешь.

Я взял с заднего сидения пакет с теми продуктами, что купил с утра, повертел головой, заметил между елками слева просвет, да и направился туда.

Точного текста, с которым надо обращаться к лешему, мне никто не надиктовывал, потому я решил импровизировать.

— Добрый день, лесной хозяин, — поклонившись, произнес я, перед тем положив на найденный пенек привезенные гостинцы. — Не обессудь, не знаю, как тебя звать — величать, но все одно хочу поклониться тебе хлебом да сладостями, в знак большого уважения и…

— Ишь какой вежливый, — проскрипел сзади старческий голос. — Давно таких слов не слыхал. Уважение, гляди — ко!

— Большое, — отметил я, поворачиваясь к говорящему. — Еще раз — добрый день, дедушка.

Стар был местный леший, ох как стар, даже на фоне не сильно молодых дяди Егора или дяди Фомы. Борода белая и какая — то поредевшая, нос крючком, сам весь какой — то сгорбленный, на посох опирается. И из телогрейки, что на нем надета, тут и там клочья торчат. Знал бы — купил не только еды, но куртку какую поприличнее.

— Хлебушка, стало быть, мне принес, — прошамкал лесовик, глядя на продукты. — За это спасибо, малец. Давно не едал, давно.

Он направился к пеньку, шаркая по траве старенькими валенками, подшитыми кожей, после с трудом уселся на него, чуть подвинув еду, отломил себе горбушку и медленно начал ее жевать, глядя перед собой.

Однако, ерунда вышла. Как бы дедушка не оказался склеротиком, или, того хуже, маразматиком. У меня на его помощь большие надежды были, а теперь уж и не знаю — выгорит дело или нет.

— А как звать вас? — уточнил я. — Меня вот Валерой.

— Дедом Силантием зови, — посопев, ответил лесовик. — Не пойму никак — ты каких будешь? Ведьмак, что ли? За травами пришел? Или из оборотней, спрятаться надо? Хотя нет, Велесово племя — оно другое, сразу говорит, чего надо. И да, пахнут оне.

— Не тот и не другой. — Отчего — то мне стало смешно, еле улыбку сдержал. — Хранитель кладов я, дед Силантий. Великий Полоз меня выбрал из всех и к этому делу приставил.

Вообще — то про золотого змея я говорить изначально не собирался, но, глядя на этого старичка, я вдруг подумал, что до него вести от дяди Егора могли и не дойти. А если и добрались, то он про них давно забыл, потому лучше перестраховаться.

— Эва. — Дед Силантий вдруг кинул на меня быстрый взгляд. Слишком быстрый и слишком пристальный. — Сам Полоз, говоришь?

Я молча задрал майку и показал ему сплетенных воедино змеек, которые расположились рядом с моим сердцем.

— Слыхал я про тебя. — Мне кажется, или лесовик стал говорить куда быстрее и внятнее. — Приносили сороки вести на хвосте, правда, не думал, что свидеться придется. А с тобой на повозке кто приехал? Брательник твой, или просто дружок закадычный?

— Пожалуй что дружок, — подумав, ответил я. — Не то чтобы закадычный, но… Хороший человек.

— Да какой он человек? — хмыкнул дед Силантий. — Охти мне! Ладно, пошли к нему, что ли? Все ж таки чародей, хоть и не наших кровей, надо уважить гостя. Еду только прибери, парень, тут не оставляй. Лисы у меня наглые этот год народились, чуть что оставишь — жруть!

И он зашмурыгал в сторону поляны, причем теперь вполне шустро, особо не сутулясь и не охая. Вот ведь! А я поверил!

Ласло так и сидел в машине, ожидая моего возвращения. Впрочем, как только мы с дедом Силантием вышли из ельника, сразу из нее вылез и подошел к нам.

— Прими мое приветствие, повелитель деревьев, — приложив руку к сердцу, поклонился лешему мой спутник. — Пусть лес твой растет ввысь и вширь, а звери в нем не переводятся никогда.