Андрей Васильев - «Золото мертвых»

— Как он меня назвал? — уточнил у меня дед Силантий.

— Повелитель деревьев, — подсказал я. — У него в стране так лесных хозяев называют, наверное. Он же мадьяр. Венгр, если по — нашему.

— Это не по — нашему, а по — вашему, — осек меня леший. — Мне и то слово неведомо, и другое. А что, чародей, далеко твоя страна?

— Для человека — да, для птицы — не очень, — улыбнулся Ласло. — А для мысли вовсе рядом.

— Ясно. — Лесной хозяин потоптался на месте, а после сел на пень, который, само собой, возник именно там, где было надо. — Ну ладно, ребятки, а теперь скажите мне, что вы в моем лесу забыли? У меня ить кладов — то давно нет, тем более таких, чтобы за ними Хранитель с иноземным чародеем на пару пожаловали.

— Как нет? — удивился я и посмотрел на Ласло. — Друже, мы точно туда приехали?

— Второй раз отвечу — ручаюсь за то, — строго глянул на меня мадьяр. — Ошибки нет.

— Так и кладов нет, — показал я на лесовика и прислонил к пню пакет с продуктами. — Дед Силантий тут каждую травинку знает.

— Серьезных — нету, выкопали их уже, — подтвердил старик, отламывая себе еще хлеба. — Осталось кое — что, но то не клады, а так, мелочь. Под дубами на косогоре, к примеру, чугунок с монетами зарыт. Дурные деньги, кровью взятые, разбоем. Их Еремейка закопал, он в моем лесу хоронился лет триста назад со своими дружками, такими же злодеями заугольными. Из беглых холопов Еремейка был, дран за воровство нещадно, потому большую злобу затаил на служивых людей да на господ. Нет бы только грабил, это ничего, но он кровь лил что водицу, а женщин еще и того… По — всякому случалось, короче.

— Так понимаю, закончил он плохо, — подытожил я.

— Людишек его всех тут солдаты порешили, — подтвердил дед Силантий. — Живыми брать не восхотели, тела так в Черном овраге и оставили, на прокорм зверью. Не стали закапывать. А его увели куда — то связанного, должно, в другом месте казнили. Ну а чугунок под дубами остался. Коли желаешь — забирай.

— Пока не надо, — отказался я. — А еще какие клады у вас тут имеются?

— В дальних мшаниках могила есть, — подумав, отозвался лесовик. — Сильно старая. Там великий воин лежит, ему с собой в дорогу злата — серебра отсыпали собратья, коня там же положили, оружие дорогое дали и курган небольшой насыпали. Курган время изничтожило, но могила осталась. Еще несколько совсем маленьких кубышек зарыты там да сям, разные люди клали. Ну и цыганская захоронка в дальнем распадке имеется. Но ее лучше не трогать.

— А почему? — тут же уточнил я.

— Потому, — отправил в рот крошки леший. — Цыгане народ непростой, много чего умеют да знают, так что если чего прячут, то непременно стража при добре оставят, и не простого, а с подвывертом. Да и не жди добра с такой поклажи, она точно лихом обернется. Что цыган положил, то цыган и забрать должен. Опять же — никто за спрятанным не вернулся, стало быть, некому было, погиб, видно, табор. Не просто же так они все, что имели, в яму поклали? Немец тогда по нашей земле шел, цыгане от них бежали, да, видать, не получилось.

Ну да, фашисты ромов не любили, есть такое. Сразу их к стенке ставили.

— Вот! — оживился вдруг дед Силантий. — А хочешь, Хранитель, я тебе покажу, где два десятка солдат германских у меня лежит? С офицером! От них много всякого осталось. Оружие — то проржавело давно, а вот коробка железная так и валяется в том овраге, где я их… Кхм… Они ее «кассе» называли.

Интересно, а как эти солдаты с офицером в овраг попали? Сдается мне, что неслучайно. Потом глянуть, что ли? Только прежде надо отыскать то, зачем сюда приехали.

— А старые да большие клады все давно нашли, — тем временем вещал лесной хозяин. — Народу на земле все больше, места ему не хватает, вот лес и вырубают. То дома поставят, то вон этот возведут… Санаторий. Одно время думать начал, что скоро мне конец придет. Оно ведь как, — нет леса — нет меня. Но обошлось, обошлось, ушли из моего дома пильщики, нашелся на них укорот. Ко мне сюда ведьма одна захаживает, травы собирает, так она сказала, что у меня здесь нынче зона… Эта…

— Природоохранная, — предположил я.

— Вот, она, — подтвердил лесовик. — Закон теперь меня охраняет. Ну а я ему, стало быть, помогаю, если кто нарушать пытается. По — своему, стало быть, как сызмальства учен.

Даже знать не хочу, как именно он помогает. Крепче спать буду. У него наверняка тоже своя стая волков имеется.

— Так вот когда деревья мои вырубали да пни потом корчевали, почитай, все клады и выбрали из земли, — закончил свою мысль дед Силантий. — Да и было — то их…

— Наш найти не могли. — Ласло, как мне показалось, занервничал. — Я бы знал. Да и закопал его дядя не так давно!

— Дядя, говоришь? — Старик достал из пакета коробку с сахаром, открыл ее и засунул кусочек рафинада в рот. — Твоих кровей, выходит, только с чернотой внутри? Колдун, по — нашему?

— Да, сказать, что он служил Свету, никак нельзя, — вздохнул мадьяр. — Этот человек предпочитал темные пути.

— Был такой, — причмокнул дед Силантий. — Вон в той стороне жил, помню. Хаживал сюда, бродил по моему лесу. Я за ним приглядывал, вестимо. Все же колдун, да еще чужеземный, поди знай, чего он удумает? Это племя такое, никогда не ведаешь, чего от них ждать. Коли просто походит, травки какие соберет — это хорошо. А ну как какую каверзу устроит? А мне потом за нее отвечай! Но родич твой ничего такого не творил, знай меж деревьев бродил, что — то бормотал, песни пел иногда. Но вот того, чтобы он прятал что — не видал, врать не стану.

— Тупичок, — развел руки в стороны я. — Ласло, если желаешь, тоже походим, побродим и мы, но дед Силантий ошибаться не может. Это его лес, как ты слышал. Он тут знает все.

— А дядя Силард знал, что за ним наблюдают, — вдруг по — мальчишески улыбнулся Ласло. — Ну конечно же! Он чуял, что вы, уважаемый, рядом, потому в нужный момент просто отвел вам глаза.

— Мне? — Дед Силантий забросил в рот еще кусок сахару. — В моем лесе? Ты что, чужеземец, с глузду съехал?

— А? — непонимающе посмотрел на меня мадьяр.

— С ума сошел, — пояснил я. — И да, мне тоже так кажется.

— Дядюшка знал толк в своем ремесле, — упрямо заявил Ласло. — И был крайне терпелив на пути к цели. Он мог прийти сюда двадцать раз и просто петь песни, а в двадцать первый сделать то, что собирался. Это очень на него похоже.

— Может, ты и прав, — призадумался лесовик. — Он сюда ить сколько раз ходил, а потом вдруг раз — и перестал. Хотя еще какое — то время тут жил, пока совсем не сгинул. Опять же — он не нашей земли колдун был, мог знать те чары, которые мне не под силу развеять.

— Мог, — подтвердил Ласло. — Его учил отшельник Грегош, он знал многое и о многом. Грех так говорить, но мой брат сделал благое дело, забрав жизнь дядюшки. Слишком уж тот любил золото, настолько, что ради него мог пойти на любое злодейство. И жалости не знал.