Александр Рудазов - Апофеоз

Именно об этом размышлял Оопсан, когда Мартобраций, наместник Человеческой автономной провинции, объявил об отзыве своего конгрессмена, выходе из состава империи и полном суверенитете королевства Человекия.

Менее десяти минут понадобилось Конклаву, чтобы собраться в малом кабинете. Все понимали, что ситуацию нужно разрешить срочно, иначе зараза начнет расползаться.

– Почему-то я всегда была уверена, что если это с кого и начнется, то с эльфов, – задумчиво произнесла Акк-Ва.

– Я бы попросила, – прищурилась Лунарда. – В отличие от вас, мы не эфемерны и не склонны к сиюминутным решениям. Лично я своими глазами видела живого Бриара и помню, что он сказал об автономии нечеловеческих народов. Нас вполне устраивает самоуправление в составе империи.

– Мы знаем, – сухо произнес Оопсан. – Тем не менее, в эльфийских провинциях тоже не слишком спокойно.

– Пошумят – успокоятся, – отрезала Лунарда. – А вот Человекия бунтует прямо сейчас.

– Тупое высокомерное чванство! – дезинтегрировал стул Даскомедаль. – Простите, не сдержался.

– Можно понять, – грустно сказал Оксатти. – Можно понять.

– Человеческая автономная провинция всегда была проблемной точкой, – провибрировал Мородо. – Еще император Громорокатран пытался расселить ее по другим континентам – и отчасти успешно. Но после его смерти перволюди стали возвращаться в родные земли.

Оопсан бесстрастно кивнул. Все сидящие за столом прекрасно знали, насколько высоко самомнение Человекии. Все-таки самое древнее государство людей, их прародина. Там человек впервые явился в мир Парифата, и оттуда расселился по всем пятидесяти двум континентам.

С тех пор минуло четыре с половиной тысячелетия, да и конкретное место в свое время было выбрано случайно. Но Человекия продолжает помнить. Продолжает гордиться. Продолжает считать себя чем-то особенным, выделяющимся из общего ряда. Продолжает даже носить свое нелепое название – и страшно оскорбляться, когда кто-то называет его нелепым.

В свое время это было последнее королевство людей, вошедшее в состав Парифатской республики – и то под сильным давлением, фактически угрозой войны. Во время движения Крушителей Человекия была в первых рядах, уничтожила свой портал почти сразу же и долго потом противилась его восстановлению.

И сейчас они снова бряцают древними регалиями.

– Проще всего будет их отпустить, – фыркнул Ильтокелли. – Пусть берут столько суверенитета, сколько смогут проглотить.

– Нельзя, – возразил Оопсан. – Дело не в Человекии, дело в прецеденте. Отпустим их – придется отпускать всех, кто захочет.

– Захотят многие, – провибрировал Мородо. – Прямо сейчас декларацию Мартобрация обсуждают в каждом доме. Каждый наместник сейчас думает, не попробовать ли и ему. У нас одна тысяча восемьдесят пять провинций – и по крайней мере в четырехстах пятнадцати уровень лояльности близок к красной отметке.

– Надо пресечь это прямо сейчас, – заявил Даскомедаль. – Произвести точечную ампутацию, пока не стало слишком поздно. Промедлим – и придется обстреливать города звездными катапультами.

– Дело не в Мартобрации, – сумрачно произнес Оопсан. – Он просто первая ласточка. Онгот, дай нам график уровня лояльности за последние пять лет.

Мородо даже не шевельнулся – но падающий в окно свет исказился, стал рисовать узоры. В воздухе проявилась сложная картина – все тысяча восемьдесят пять провинций и господствующие там настроения. Они сливались и расходились, образуя систему – и выглядела та удручающе.

Пять лет назад, когда правил император Зар, лояльность на местах хотя и не была идеальной, но не давала поводов к беспокойству. Три четверти провинций на зеленой отметке, остальные на желтой, но в приемлемом диапазоне.

Сейчас же ситуация критическая. После гибели Колдующего Императора лояльность на местах ушла в штопор – и с тех пор не переставала снижаться. Отдельные всплески и кратковременные подъемы, которых с таким трудом добился Оопсан, погоды не делали.

На зеленой отметке осталось меньше четверти провинций. Все остальные на желтой – и многие уже почти касаются красного. Критическую черту пока пересекла только Человекия, но завтра за ней наверняка последуют другие.

Если не уже сегодня.

– Я надеялся, что до этого не дойдет, – смежил веки Оопсан. – Что мы успеем короновать нового императора или провозгласить новую республику.

– Не успеем, – провибрировал Мородо. – Конгресс в раздрае. «Единый Парифат» в смятении. Сразу после декламации Мартобрация пятеро конгрессменов переметнулись к разделителям – и еще пятеро явно намереваются последовать за ними.

– Это всего десятеро, кхех-хех, – хихикнул Ильтокелли. – Из тысячи.

– Это дополнительные десятеро, – процедил Даскомедаль. – В придачу к уже желающим поделить все… сколько сейчас их всего на стороне разделителей?..

– Четыреста девять провозглашают себя ими открыто, – ответил Мородо. – Еще сто семь входят в число нейтральных, но явно тоже склоняются к разделителям.

– Итого пятьсот шестнадцать. Это почти половина. Если мы прямо сейчас не схватим Мартобрация и не совершим показательную казнь, конгресс посыплется, как замок из сухого песка.

В качестве иллюстрации Даскомедаль сотворил такой замок посреди стола. Какую-то секунду тот стоял неподвижно, пока реальность осознавала совершенное в ней изменение, а потом его настигли законы природы – и песок посыпался на пол.

Оксатти ударил рукой по столу. Ильтокелли закатил глаза. Акк-Ва скрипучим голосом перечисляла расходы, которых потребует умиротворение целой провинции, но тут же заметила, что умиротворение нескольких провинций обойдется гораздо дороже.

– Может, просто распустим Конклав? – устало спросила Лунарда. – Мне так это все надоело… Давайте просто объявим о самоликвидации и разойдемся по домам. Пусть [цензура] дальше без нас.

– Хе, – осклабился Ильтокелли. – Хе-хе. А не так уж и плохо.

– Мы не можем, – провибрировал Мородо. – В самый разгар кризиса – не можем.

– Это будет предательством, – тихо произнес Оксатти. – На нас надеются.

– Никто на нас не надеется! – поморщилась Лунарда. – Нас ненавидят! Откройте глаза – они все нас терпеть не могут! Давайте просто уйдем – и пусть они грызутся, сколько им влезет! Можно, я подам в отставку?!

– Я уже несколько раз подавала… – пробормотала Акк-Ва.

– Не сметь! – рявкнул Даскомедаль. – Мы клялись императору! Я клялся императору! Я буду служить империи, пока император меня не отставит!

– Императора больше нет, дурак! – крикнула на него Лунарда.

Оопсан сидел молча, сцепив пальцы замком. Воистину Конклав – это просто конгресс в миниатюре. Их тут всего семеро, а они все равно удручающе часто не могут договориться. Неудивительно, что для целой тысячи конгрессменов это становится почти невозможным.