Александр Рудазов - Апофеоз

Потом понял. Ум у Вэтечека поломанный, но не до конца. Он на самом деле многое понимает, хотя и не все это видят. Думают, что раз он мало говорит, то и не знает ничего.

А он знает. Вэтечек плохо помнит прежний мир, но помнит, что там было много волшебства. Оно везде было. И летать можно было куда угодно, и картинки повсюду были говорящие, и невидимые слуги во всем помогали, и еда из воздуха появлялась, и болели редко, а если болели все-таки – то обычно тоже из-за волшебства.

И людей больше было. Много людей было. Вэтечек помнил, как в детстве они гуляли везде – и везде были люди. Волшебники, немоглики и другие дети.

А потом р-р-раз – и все волшебники умерли!.. И сразу все перестало работать. Порталы замерли. Еда появляться перестала. Невидимые слуги исчезли или перестали слушаться. Все вокруг сразу начали болеть и быстро умирать.

На самом деле Вэтечек все очень хорошо понимал. Его разум еще четверть века назад как будто расклеился на две половинки. Одна так и осталась в детстве – да не в двенадцатилетнем возрасте, а как будто даже в совсем лепечущем, пускающем слюнки. Зато другая, ушедшая глубоко внутрь… она смотрела из глаз Вэтечека, взирала на происходящее с ужасом, но прикрывалась первой половиной, взрослым-ребенком.

И эта другая половина осознавала то, чего не мог уразуметь идиот Вэтечек. Осознавала, что в руках у него не просто артефакт, а действующий проекристалл. Причем почти полностью заряженный. В нынешнем мире это действительно редкость, хотя пока еще не что-то уникальное.

Все-таки со дня Апофеоза минула едва ли четверть века. Многие прекрасно помнят славную жизнь при Колдующем Императоре… и две Волшебных войны.

Здравомыслящая половина Вэтечека почти угасала, когда он обращался мыслями к тому дню и первому году новой эпохи, которую сейчас все чаще называют Смутной. Это был страшный год. Кошмарный. На что ужасны были Волшебные войны, но их последствия оказались еще хуже.

Разом погибла треть разумных. Одно уже это было страшной катастрофой, но ведь это была не случайная треть. Погибли все волшебники. До единого. Разом исчез персонал на всех жизненно важных позициях. Разрушилась вся инфраструктура. Портальная сеть, дальняя связь, маноэнергетика, магическое производство, бытовое обеспечение, дома исцеления… все разом перестало работать. Повсюду вспыхивали аварии. Духи-служители вышли из-под контроля. Некому стало перезаряжать артефакты.

Да, другие две трети разумных выжили. Но эти две трети состояли из детей и немогликов… немогущих. На Парифате они занимались в основном торговлей, творчеством и неквалифицированным трудом. Многие вообще ничего не делали, жили на иждивении родных.

В первые пять послевоенных лет умерла половина выживших. В последующие двадцать – половина оставшихся. Парифат стоял на волшебстве – и с его потерей на него набросились голод, болезни, стихии и нечистая сила.

И войны. Повсюду вспыхивали бунты и мелкие гражданские войны, провинции облетали с умирающей империи, как осенние листья. Правительство почти на сто процентов состояло из волшебников – а их не осталось ни одного.

Потом началось разграничение видов. Первыми пример подали эльфы. У них погибли особенно многие – не треть, как у людей, а четыре пятых. Среди эльфов немогущие встречались гораздо реже, да и детей было во много раз меньше. А уцелевшие почти сразу же ушли из городов и принялись баррикадироваться в своих лесах-слободах, пресекать всякие контакты с людьми.

Другие разумные тоже. В Парифатской империи вперемешку жили десятки видов – теперь они принялись сбиваться в кучки, создавать собственные королевства, общаться только с себе подобными. Так было легче. Да и люди в старой империи все время находились у власти – теперь многие именно их винили за случившееся.

Еще сильнее винили только волшебников. Артефактов стало так мало еще и потому, что многие возненавидели магию в любом ее проявлении.

Звироках, отец Вэтечека, погиб именно из-за этого. Он был абсолютно немогущим, но в теории волшебства кое-что понимал. До катастрофы работал в архиве магической литературы. После нее стал собирать повсюду сирот, пытался учить их тому, чего не умел сам… и его школа проработала почти семь лет.

Пока не явились чароборцы. Фанатики, утверждающие, что любое волшебство – от демонов, и должно быть уничтожено. Удивительно, как быстро они расплодились. Школу сожгли, а ее учеников перебили. Всерьез чему-то научиться успели слишком немногие.

Звирокаха тоже убили. Вэтечек, которому было уже двадцать лет, сам спасся только по случайности – его приняли за безобидного дурачка и не тронули. Его другая половина тогда спряталась глубоко-глубоко и боялась выйти. Вэтечек сидел в уголке, плакал, размазывал слезы – и чароборцы не стали его обижать. Спросили только, кто он, а Вэтечек ответил, что не знает, что он всегда тут был. И метелку показал, которой мел осенние листья, чтобы помогать папе.

Вэтечек очень старался помогать. Когда папа объяснял другим детям, как правильно делать волшебство, Вэтечек всегда внимательно слушал. Чакры у него поломанные, он знал, но все равно слушал. Почти ничего не понимал, но запоминал каждое слово.

И когда папа откуда-то принес старую бумажку и велел беречь ее, как зеницу ока, Вэтечек берег. Не понимал, что это, но делал все, как говорил папа и другой Вэтечек, который сидит глубоко внутри. Он обычно молчал, но иногда велел что-то делать – и Вэтечек слушался, потому что другой Вэтечек никогда не ошибается. И зла он Вэтечеку не желает, потому что он тоже Вэтечек, только другой.

На самом деле раздвоенное сознание в чем-то оказалось для Вэтечека благом. Его внутренняя часть это понимала, и потому не стремилась занять главенствующее положение.

В этом новом мире оказалось много таких, юродивых с поврежденными чакрами, которые в день Апофеоза еще не успели стать волшебниками, но уже перестали быть просто неумелыми детьми. Учащиеся первых-вторых классов школ Искусства. Миллионы повсюду, с разной степенью повреждения рассудка. Сейчас, спустя четверть века, их осталось гораздо меньше, но некоторые все еще бродят по дорогам, лопочут всякое, пытаются колдовать.

Их не трогают даже чароборцы – не принято. Они их, наоборот, показывают всем, демонстрируют. Вот, мол, до чего довело людей волшебство. Вот что оно сделало со всеми нами. С нашими детьми.

После смерти отца Вэтечек почти целый год ходил с чароборцами и послушно гугукал, пускал слюни. Его жалели.

Потом он как-то утром отстал и потерялся. Сам уже не помнил, как это случилось. Вещей у него почти не было – только рваная одежда, кусок хлеба и истрепанный лист бумаги.

Титульный лист Криабала.