Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

– Даже если посулят очень многое?

Кай театральным жестом обвел зал и спросил:

– Думаешь, мне чего-нибудь не хватает?..

– Нет, – пристыженно ответил Тим.

– А второй такой человек, пусть я и не жалую его, очень просил вызволить тебя с «Марксистской». Знал, зараза, к кому обращаться, а еще – что никто иной с подобной задачей не справится. Думаю, остальные свои вопросы можешь приберечь для него, – Кай говорил ровным, хорошо поставленным голосом, выглядел отрешенным, но был уязвлен.

– Извини, – попросил парень.

– Ах, было бы за что! – хмыкнул сталкер. – Истину говорю: того, кто первым же делом не заподозрит меня невесть в чем, позову в ученики.

– Уверен, таковой появится, – от чистого сердца пожелал Тим.

– Пока не появился, – сказал Кай. – И, признаться, к лучшему. Я все же убийца. Не думаю, будто столь доверчивому типу будет легко овладеть моим ремеслом.

– Я тоже убийца, Кай. И в отличие от тебя не несу никакого возмездия.

– Вот как? – произнес тот равнодушно. – И кого же ты отвел за грань?

– Своих лучших друзей.

Кажется, сталкер выдохнул, затем махнул на него рукой и уставился в потолок.

– Ах, ты об этом…

Тим прикусил губу от досады.

– Неужели ты все же рассказал мне не все о своем путешествии в столицу? Неужто самолично застрелил их или свернул шеи? – язвительно поинтересовался Кай.

– Все, кто пошел со мной в Москву, мертвы! Этого достаточно! – воскликнул Тим и добавил: – По моей вине. Если бы…

– Да кабы. Первостепеннейшая ахинея!

– Но…

– Не терплю самоистязаний на ровном месте. По-моему, им могут быть подвержены лишь латентные мазохисты, – перебил его Кай, выплюнув слова сквозь зубы. – Как думаешь, если ты сейчас упадешь с постели и раскроишь свою глупую, наивную башку, я стану горевать?

– Ты? – переспросил парень. – Наверное, нет.

– А почему?

Тим уже было открыл рот, но Кай опередил его:

– Только не говори, будто я слишком жесток или мне по роду деятельности положено, – обижусь.

– Вовсе не собирался.

Кай тяжело вздохнул, окинул его усталым взглядом и принялся объяснять спокойно и медленно, словно ребенку:

– Идти за мной или нет – являлось твоим и только твоим выбором. Я мог позвать, а дальше – твое дело. Конечно, напади на нас кто-либо, я не ушел бы, не бросил, но брать на себя ответственность за твою судьбу, каждый твой чих или шаг – нет уж, уволь.

– Ты и не ушел, когда напали твари, – напомнил Тим.

– Не важно, – отмахнулся сталкер. – Ты ведь предлагал идти в Москву не только этим двоим?

– Не только.

– Тем более. Значит, они так решили сами. Тот, кто отказался или хотел остановить, – по-другому. Ты ни при чем, сколь бы ни хотелось считать иначе. Сильнейшее искушение – возомнить себя всемогущим, ты уж мне поверь. Однако истина заключается в том, что чужая смерть от тебя не зависит. Скажу больше, она не зависит и от меня: того, кому на роду написано утонуть, не застрелишь. Самоистязание же – сильнейшая дрянь в любом случае, что бы ни глаголили адепты исчезнувшей религии.

– Ты о чем?

– О всяких заповедях и утверждениях: дескать, душа очищается в страданиях. Мерзость еще та, преследующая единственную цель: управление толпой.

– Немчинов говорил иначе, – Тим не хотел, но почему-то произнес это вслух.

– Слушай его больше, – фыркнул Кай, – еще и не то расскажет. Прирожденных манипуляторов хлебом не корми, дай посеять сомнения, комплексы, терзания в чужой душе. Они делают подобное даже в отношении людей, к которым очень неплохо относятся.

Тим молча отошел к окну и осторожно выглянул на улицу. Волкодлаки в количестве трех особей сидели на потрескавшемся асфальте и гипнотизировали окна маленькими глазами с горизонтальными зрачками, отбрасывающими грязно-желтое сияние. Темно-серая шерсть и удлиненные волчьи головы на теле обезьян смотрелись комично, однако вряд ли нашелся бы человек, на полном серьезе готовый смеяться над этими тварями. Передний семипалой лапой скреб по каменистой дороге, загребая землю. При соприкосновении загнутых длинных когтей с камнями вспыхивали белые искры, коловшие Тиму глаза. Волкодлаки скалились. В пастях – клыки сантиметров по десять, сине-зеленые, почему-то тоже светились. Просто ходячие светильники какие-то, а не мутанты!

Вне видимости – около пятнадцати. Стоит выйти – порвут. Надежды на помощь никакой с тех пор, как сдохла рация. И как только проникли сквозь бетонное ограждение вокруг поселка? Где-то подкопали? Плохо. Следовало тщательнее патрулировать.

Тим смотрел на высоко вздымавший голые черные кроны лес, обещавший ожить с приходом весны; на низкое небо, занавешенное толстым покровом туч – темно-серых, мрачных; на практически не изменившиеся после катаклизма деревья, растущие на территории поселка. Окрестности Одинцова – настоящий оазис в каких-то тридцати километрах от столицы. Прямо перед ним располагался КПП с наглухо запертыми воротами и все еще намалеванными на них звездами. Закрытый поселок, засекреченная воинская часть со своей инфраструктурой: поликлиника, школа, детский сад, магазины, дома не выше двух этажей, чтобы не слишком выделялись…

Внезапно по окну мазнул яркий луч большого прожектора – ослепил, заставил отшатнуться, но Тим успел рассмотреть, как разрывная пуля разнесла спину одного из волкодлаков. Брызнула алая фосфоресцирующая кровь. На бетонной дороге, обегающей вокруг здания, затормозил армейский вездеход, ударил прицельно ярким светом из двух прожекторов, вызвав злобный, полный боли вой из нескольких глоток. Волкодлакам, как и большинству ночных хищников, яркий свет не нравился. Тим видел, как один из них упал на землю и принялся тереть глаза передними лапами. Сам он схватил автомат и дал очередь из окна, уже не опасаясь демаскировать укрытие. Удивился только, увидев собственные пальцы, вцепившиеся в оружие: куда-то подевался его защитный костюм!

«Да и черт с ним! Значит, я уже покойник и терять мне нечего», – азартно подумал Тим.

Земля упруго и приятно ударила в подошвы, когда он выпрыгнул из окна, тотчас перекатился в сторону, открыл огонь по первой твари, подвернувшейся под руку. С джипа поддержали дружественным огнем, и Тим кинулся к нему со всех ног, даже не удивляясь тому, что вдруг стал быстрее, выносливее и сильнее мутантов. Тех, которые бросались на него сзади, парень скидывал, словно неразумных, игривых щенков. В какой-то момент закончились патроны, и он, сорвав с плеча автомат, кинул тот в открытый кузов вездехода. Выхватил нож, вернее, кинжал с очень красивой витой черной рукоятью, лежащей в руке словно влитая. Запястье прикрывала гарда в виде оплетающего кисть змея. Сделан он был на славу – видна каждая чешуйка, в глазнице горит зеленый камушек. Прямой обоюдоострый клинок длиной сантиметров тридцать с легкостью пробивал волкодлачьи шкуры.