Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

– «Муха», – глянув в зеркало заднего вида, прокомментировал Немчинов абсолютно спокойно. – Одноразовый гранатомет, он же РПГ-18.

– Кай собрался… – но договорить парень не успел.

Раздался клекот хищной летучей твари. По крыше проскрежетали когти. Кумулятивный снаряд с реактивным двигателем, пущенный сталкером, снес ей голову, и та, не издав больше ни единого звука, с глухим шлепком шмякнулась на капот автомобиля и, подскочив, скатилась на дорогу. Тим не успел разглядеть подробностей – только загнутый птичий клюв и бордовый глаз с расширенным вертикальным зрачком. Слева, обдав автомобиль брызгами крови, рухнуло тело с переломанными крыльями.

– Собрался спасти нас от неприятного сопровождающего. И спас, – проговорил ганзеец, включая «дворники» и сметая со стекла мелкие перья и потеки крови; надавил на клаксон, посигналил снова поднявшему руку сталкеру. – У тебя явные проблемы с доверием, мальчик. Больше не надо так.

Кай, отбросив бесполезную теперь «трубу» в сторону, развернулся и скрылся за углом ближайшего дома. Тим не сомневался: на губах сталкера играла улыбка, и хорошо бы он никогда не узнал, в чем его заподозрили.

– Больше не буду, – со всей возможной искренностью пообещал он и Немчинову, и самому себе.

«Ниссан Патрол» несся широкими проспектами на сумасшедшей по нынешним временам скорости пятьдесят километров в час. Несколько раз пришлось объезжать заторы из сгоревших, перевернутых автомобилей. Неумолимо светлело небо на востоке. Каждые десять минут на них кто-нибудь пытался напасть. Тим уже устал спрашивать названия тварей, тем более некоторых Немчинов тоже не знал. Особенно поразили парня длинные коричневые существа, издали выглядевшие, как люди.

От разнообразия и ядовитых оттенков растений, выползающих из оконных проемов или, наоборот, скрывающихся в них перед наступлением дня, рябило в глазах. Твари быстро отставали, не в силах догнать джип или не желая забегать на чужую территорию – там наверняка нашлись бы хозяева, готовые полакомиться незваными гостями. А на московскую радиационную флору Тим старался не смотреть, все равно архитектура привлекала внимание сильнее. Москва была красивым городом и оставалась им даже сейчас. Разрушенная, разграбленная, изувеченная, она продолжала стоять. Гордо вздымались к небу стройные башни. Золотились купола церквей. Манили призраками теплоты и уюта покинутые коробки жилых домов.

Немчинов вел так, словно постоянно практиковался: быстро и плавно. Притормаживал загодя и не рвал с места, даже удирая от когтей и зубов. Руки уверенно лежали на руле. Ремень безопасности был небрежно накинут на плечо. Ганзеец мастерски объезжал большие дыры в асфальте и упавшие фонарные столбы, однажды штурмовал дыру на эстакаде: вжал педаль газа на полную и перепрыгнул самую настоящую пропасть. Тим точно не решился бы на такое. Он вообще не решился бы садиться за руль и понятия не имел, как водить автомобиль. В поселке было не так много молодых, «приобщившихся к древнему знанию». Отчасти потому, что ездить было особо некуда. Однако Аленка научилась, и Женька тоже.

При воспоминании о девушке в груди приятно заныло, а о друге, которого назвал предателем, – заболело. Как они там без него? За Родьку Тим не особенно переживал. Вряд ли что может быть хуже волкодлачьей пасти. Все с ним хорошо, лучше и быть не могло – выжил.

Широкие улицы перетекали в громадные проспекты, пересекались, словно нити в паутине гигантской арахны. Разноцветные здания всматривались им вслед темными глазницами окон. Парки с разросшимися старыми и новыми деревьями, мутировавшими, раздавшимися вширь и образовавшими чащобы, в которых наверняка кто-то жил, провожали оглушительным воем, рычанием, скрежетом и стоном.

– Жаль, радио не работает, – заметил Немчинов. – Может, попробуешь?

Тим покосился на новенькую с виду магнитолу. Стоило пальцам пробежаться по кнопкам, как салон затопили шум и треск.

– Тимур, тебе приключений мало? Чего ты там решил выслушать? – серьезным тоном поинтересовался Немчинов, не ожидая ответа, оторвал руку от руля, переключая с радио на диск.

Салон тотчас затопил грохот барабанов и плач инструмента, которого Тим никогда не слышал воочию, но знал. Электрогитара – кто-нибудь нет-нет, да страдал по ее исчезновению из жизни селян. Обычную, акустическую, найти удалось бы без особенных проблем, но вот расходовать электричество на музыку, разумеется, никто не позволил бы.

– Тоже трескотня, но хоть приятная, – одобрительно хмыкнув, заметил ганзеец.

Закончился проигрыш, и салон огласил на удивление чистый и сильный голос солиста. Он пел о вечной дороге и пожирающей душу страсти, задевая в душе струны, о существовании которых парень и не догадывался.

Слева промелькнуло здание с башенкой, какие обычно рисуют дети, – квадрат с треугольником наверху. Позади остался обелиск – некто, трубящий в дуду, – рассмотреть его не представлялось возможным – и целая аллея опустевших бассейнов с неработающими фонтанами. Три башни с закругленными крышами сцепились переходами у верхних этажей, словно люди, взявшиеся за руки.

– МКАД! – заорал Немчинов, стоило миновать широченную дорогу с гребнем-отбойником посередине. Тим понимал умом, что построили ее не просто так, но не мог даже представить, сколько нужно автомобилей, чтобы заполнить ее, а ведь о пробках на МКАДе слагались притчи и анекдоты, до сих пор гуляющие по поселку. – Неужели выбрались?

МКАД словно действительно являлась границей. Дорога отсекла московскую суету и разнообразие от остального замкадья. Посерели, выцвели пейзажи, пространство будто раздвинулось.

– Ты смотри! Красота-то какая! Простор! – Ганзеец во все глаза разглядывал поля и бахрому лесов, редкие строения, низкие бревенчатые домики-развалюхи.

Наверное, находись с ними Кай, не преминул бы съязвить и приказать не в меру возбудившемуся приятелю лучше смотреть за дорогой, но у Тима не повернулся бы язык ляпнуть подобное.

Колесо подпрыгнуло на колдобине.

– Черт! – ругнулся парень, подскочив на сиденье и приложившись макушкой о крышу, отделанную мягким материалом, скрывающим металлическую основу.

– Пристегнись, – потребовал Немчинов, выворачивая руль, остерегаясь заноса. Подмосковье нравилось ему гораздо больше покинутой столицы, но дорожное покрытие резко ухудшилось. – Такое ощущение, будто бомбили здесь, а не Москву, – проговорил он, стиснув зубы, и добавил со смешком: – Причем прицельно по шоссе.

До Одинцова добрались быстро, несмотря на то, что изрядно поплутали, пролетев нужный съезд. Город выглядел опустошенным и заброшенным, отстраненным. Ничему и никому не оказалось дела до одинокого автомобиля, подскакивающего на ухабах. Проехав Одинцово почти насквозь, перед разрушенным мостом эстакады Немчинов свернул направо, в новые районы из яркого оранжевого кирпича. В некоторых окнах и застекленных лоджиях сохранились не вылетевшие стекла.