Иван Оченков - Путь в террор [litres]

Надо сказать, что повод для беспокойства у великого князя был. Император Александр II хоть и славился своим милосердием, иногда становился тверд как кремень. Взять хотя бы историю с кузеном Алексея – великим князем Николаем Константиновичем! [64] Николай Константинович Романов – сын великого князя Константина, брата императора Александра II, генерал-адмирала и председателя Государственного Совета. Был обвинен в краже фамильных драгоценностей и сослан. Есть версия, что перспективного молодого человека подставили. Конечно, в данном случае до такого не дойдет, но кто знает, как венценосный отец накажет непутевого сына? А если в кругосветное плавание законопатит, подальше от Петербурга и Парижа? Бр-р… крайне неприятная перспектива!

И самый молодой контр-адмирал Российского Императорского флота отправился к начальнику третьего отделения – генералу Дрентельну.

– Это черт знает что такое! – бушевал он, тряся газетой перед лицом шефа жандармов. – Я настоятельно требую, чтобы меня и близких мне людей оградили от беспочвенных обвинений!

Генерал попытался вставить хоть слово, но закусивший удила принц не желал ничего слушать, так что приходилось подобострастно молчать, ожидая пока его гнев уляжется. К счастью, надолго Алексея Александровича не хватило, и скоро он умолк.

Александр Романович Дрентельн занял эту высокую должность не так давно, после трагической гибели своего предшественника – Николая Владимировича Мезенцова. В последнее время у него было много забот.

Студенческие волнения перемежались с крестьянскими бунтами, террористы устроили настоящую охоту за высокопоставленными чиновниками, включая самого шефа корпуса жандармов, и на фоне этого плоские намеки по поводу высокопоставленных особ в петербургских газетах выглядели сущей мелочью, но… личное обращение великого князя так просто не проигнорируешь.

– Заверяю ваше императорское высочество, – решительно заявил генерал, – что мы примем самые строгие меры и в самом скором времени найдем и показательно накажем виновных!

– Ну что же, – удовлетворенно отозвался великий князь. – Надеюсь на тебя!

– Будьте покойны, – поклонился Дрентельн, внутренне покоробленный неприятной привычкой некоторых членов правящего дома тыкать всем, независимо от происхождения и занимаемой должности. – Я поручу расследование самым лучшим кадрам и сам лично прослежу за его ходом!

– Это правильно! Надзирать, неослабно надзирать!

– Слушаюсь, ваше императорское высочество!

– Кому прикажете поручить? – осторожно спросил адъютант, когда высокопоставленный посетитель покинул кабинет начальника.

– Даже не знаю, – пожал тот плечами. – Может быть, этому, как его… ну, что недавно перевели?

– Штабс-капитану [65] До 1884 года в отдельном корпусе жандармов были пехотные чины. Вельбицкому?

– Да. Ему. Все равно без дела сидит, вот пусть и займется.

Прежде старик Филиппов очень любил вечера. Оно, конечно, придешь с работы умаявшийся донельзя, но Стеша встретит с доброй улыбкой, нальет в чашку свежеприготовленных щей и, пока тот ест, рассказывает обо всем, что за день в слободке приключилось. А голосок-то какой ласковый! Будто птичка щебечет.

А теперь вроде все то же самое, а не так. И щи на столе, и дочка рассказывает, да только не про бабские разговоры у колодца, а про то, как они в Митькиной мастерской катушки мотали, а потом лаком их мазали, и что из этого вышло. И как ее Будищев, чтоб ни дна ему ни покрышки, хвалил за тщательную работу. И дернул же его черт взять на квартиру аспида! Собьет девку с пути, как есть собьет!

– Степанида! – строго сдвинув брови, начал очередную нотацию Степанович. – Сколь раз тебе говорено, не ходить в эту трижды проклятую елестрическую мастерскую!

– Электрическую, – беззаботно улыбнувшись, поправила его дочь.

– Чего? – не понял сразу старик.

– Я говорю, правильно – электрическую, или электротехническую!

– Ты посмотри! – всплеснул руками машинист. – Еще молоко на губах не обсохло, а она уже отца ни во что не ставит… да как тебе не совестно, окаянная?

– Что ты такое говоришь, батюшка, – возмущенно воскликнула Стеша. – ты же у меня один-единственный на свете! Я же тебя больше всех люблю!

С этими словами она прижалась к отцу и крепко обняла. Против этого приема у Филиппова противоядия не было, и он тут же размяк, после чего уже совсем не строго продолжал:

– Ну чего ради ты туда таскаешься?

– Интересно мне.

– Интересно ей! Ну что там девице любопытно может быть?

– Все, батюшка. И как элементы заполнять, и как катушки мотать. Да я уже, если хочешь знать, сама звонок электрический собрать смогу!

– Да женское ли это дело?!

– Ну, а что такого? Мне Митя даже за работу платит, как и другим ученикам.

– Платит? – подозрительно нахмурился Аким Степанович.

– Да. Он говорит, что всякий труд должен быть оплачен. Вот.

– Час от часу не легче!

– Ну чего ты так боишься? Экипажей я теперь стерегусь, так что ничего худого со мной не случится.

– Ох, лучше бы ты с подружками на гулянки ходила, а не в эту, прости Господи, мастерскую!

– Ну куда я с такими волосами пойду? – грустно усмехнулась девушка. – Засмеют!

– А по городу, значит, можно?!

– В городе я как настоящая барышня – в шляпке! Господа думают, что я эта, как ее – курсистка, вот. Батюшка, а если я и впрямь на курсы пойду? Митя говорил, что может с оплатой помочь…

С этими словами она мечтательно зажмурилась, представив на минуту, как будто она и впрямь образованная барышня, окончившая курсы, и потому сама себе хозяйка. Может носить модные туалеты, на которые сама заработает, а не как иные бабы из слободки – подарит муж раз в год на Пасху платок цветастый: радуйся, мол, дура, не все пропил!

– Только через мой труп! – завопил старик, для которого это было уже слишком. – Ишь чего выдумала. Да эти курсистки все шалавы через одну! Мне знающие люди говорили, а они зря болтать не станут.

– Неправда это, – упрямо возразила Стеша. – Они хорошие. Я даже с некоторыми знакома…

– Да что же это такое?! – взмолился Аким Степанович. – Была девка как девка, пока под экипаж этот проклятущий не попала! Уж я бы этому генералу, язви его в душу…

– Адмиралу, – по привычке поправила отца девушка, но тут же испуганно прикусила язык.

Однако от старого мастерового эта ее оговорка не ускользнула, и он, пронзительно сверля ее глазами, вкрадчиво спросил:

– Ась? Какого такого адмирала? Ну-ка, скажи мне, лапушка…

– Нет, – испуганно помотала головой дочка. – Мне Митя не велел… Ой!

– А я тебе велю, чтобы сейчас же все как на духу поведала! – прошипел взбешенный ее последними словами родитель. – А не то… я не знаю, чего сотворю!