Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

Внезапно возникла какая-то суматоха. Мерлин огляделся и увидел, что через площадку к ним бежит какая-то девочка. По меркам Когорты, ей было всего шесть-семь лет. На ней было пальто того же вида, что у всех, поношенные черные ботинки и перчатки – ни шапки, ни очков, ни дыхательной маски. Завидев ее, пилот крикнул:

– Минла! – одно-единственное слово, в котором звучали одновременно и предостережение, и нечто более личное, точно этот немолодой мужчина был ее отцом или дедом. – Минла дуб трилистник, – добавил он твердо, но по-доброму. Похоже, он был рад видеть ее, но очень недоволен тем, что девочка выбежала вперед именно в этот момент.

– Цинк Кукушка, – сказала девочка и обняла пилота за талию: выше она не доставала. – Цинк Кукушка, медвежий Кукушка.

Краснолицый мужчина присел на корточки – глаза его все еще были мокрыми – и провел пальцем в перчатке по растрепанной черной челке. У девочки было маленькое обезьянье личико, на котором читались и озорство, и ум.

– Минла, – ласково повторил пилот. – Минла, Минла, Минла. Гастрик спор бык, волшебный четкий, Минла?

Судя по тону, вопрос был риторическим.

– Утесник цинк, – сказала девочка с раскаянием. А потом она – возможно, впервые – заметила Мерлина. В течение одного тревожного мгновения, судя по ее лицу, она колебалась между удивлением и подозрительностью, словно он был некоей загадкой, только что вторгшейся в ее мир.

– Тебя случайно не Минлой зовут? – спросил Мерлин.

– Минла, – еле слышно прошептала девочка.

– Мерлин. Рад познакомиться, Минла. – И прежде, чем кто-нибудь из взрослых успел вмешаться, он протянул ей один из индиговых гиацинтов, которые «Тиран» недавно сплел для него, соткал по древним молекулярным образцам из его биобиблиотеки. – Это тебе. Красивые цветы для красивой маленькой девочки.

– Бык брызги, – сказал краснолицый мужчина, указывая на одно из зданий на краю площадки. Какой-то солдат подошел и протянул девочке руку, собираясь отвести ее в здание. Она хотела отдать цветок Мерлину.

– Нет, – сказал Мерлин. – Можешь оставить его, Минла. Это тебе.

Девочка отвернула воротник пальто и сунула цветок за пазуху для пущей сохранности, снаружи осталась торчать лишь верхушка. Казалось, будто яркий цветок бросает отсвет на ее лицо.

– Мерлин? – спросил пожилой мужчина.

– Да.

Мужчина постучал себя кулаком по груди:

– Кукушка.

Потом он указал на флакон, который Мерлин по-прежнему держал в руках.

– Пластрон, – повторил он. Затем вопросительно произнес, кивнув в сторону «Тирана»: – Больше пластрон?

– Да, – сказал Мерлин. – Я могу сделать для вас еще лекарства. Больше пластрон.

Краснолицый мужчина стал изучающе смотреть на него – это продолжалось чуть ли не целую вечность. Мерлин предпочел помолчать. Если пилот все еще не уловил смысла его предложения, новые убеждающие слова не помогут. Потом пилот потянулся к поясу, расстегнул кожаную кобуру, достал пистолет и дал Мерлину время рассмотреть его. Заходящее солнце играло на хорошо смазанном черном стволе, инкрустированном вычурным орнаментом из чего-то наподобие китового уса.

– Мерлин больше пластрон, – сказал Кукушка. Потом взмахнул пистолетом, чтоб подчеркнуть свои слова. – Удар апостол.

– Удар апостол, – повторил Мерлин, когда они пошли вверх по трапу. – Никакого обмана.

Еще до того, как «Тиран» добился определенных успехов в расшифровке местного языка, Мерлин сумел договориться с Кукушкой. Лекарство оказалось очень простым, легко синтезируемым препаратом – бета-лактамным антибиотиком узкого спектра действия, если верить кораблю. Как раз то, что местные могли использовать для лечения грамположительной бактериальной инфекции – например, бактериального менингита, – если у них не было ничего получше.

«Тиран» мог производить антибиотики сотнями литров или синтезировать что-нибудь куда более эффективное в таких же количествах. Но Мерлин не видел смысла с самого начала раскрывать свою самую ценную карту. Вместо этого он предпочел дать Кукушке ровно столько лекарства – и во флаконах такого же вида, – сколько тот вез, когда его самолет повредили. Первые две партии Мерлин отдал в подарок, чтобы компенсировать вред, который причинил, пытаясь спасти Кукушку; тот должен был поверить, что это максимум возможного и «Тиран» не способен и дальше производить настолько же действенные лекарства в таком же количестве. Лишь на третий день, вручив ему третью партию, Мерлин упомянул о материалах, которые требовались для починки корабля.

Он, конечно же, ничего не сказал, – как минимум, не сказал ничего такого, что могли бы понять местные жители. Но вокруг во множестве валялись образцы материалов, в которых Мерлин нуждался – преимущественно металлы и органические соединения, а также вода для пополнения топливных баков «Тирана», работавшего на термоядерной энергии. Поэтому Мерлин добился значительного прогресса при помощи одних лишь жестов и мимики. Он продолжал постоянно разговаривать на Всеобщем и прилагал все усилия, чтобы убедить местных отвечать ему на своем языке. Даже когда он находился внутри огороженной территории, «Тиран» следил за всеми разговорами благодаря микроскопическим подслушивающим устройствам, которые Мерлин носил на себе. При этом корабль непрерывно испытывал и отвергал модели языка, применяя и свои знания общих принципов человеческой грамматики, и свою сжатую базу древних языков, зафиксированных Когортой, многие из которых происходили непосредственно от Всеобщего. Возможно, Лекиф пробыл в изоляции десятки тысяч лет, но компьютеры расшифровывали языки и постарше этого. Мерлин не сомневался, что «Тиран» в конце концов справится с задачей, если обеспечить ему достаточно материала для работы.

Было все еще неясно, кем местные жители считают Мерлина – пленником или почетным гостем. Он не предпринимал попыток уйти, а они не мешали ему возвращаться на корабль, когда приходило время забирать очередные флаконы с антибиотиками. Возможно, они полагали, что задерживать его бессмысленно, учитывая предполагаемое могущество его технологий. Или считали – справедливо, если на то пошло, – что «Тиран» никуда не улетит, пока его не починят и не заправят топливом. Как бы то ни было, прибытие Мерлина вызвало у них скорее живой интерес, чем благоговение, ибо они догадывались, что́ пришелец может для них сделать.

Мерлину нравился Кукушка, хотя он почти ничего не знал об этом человеке. Тот явно занимал высокую должность в своей организации, какой бы она ни являлась, военной или политической, но, кроме того, был достаточно храбр, чтобы в военное время отправиться в опасный полет за медикаментами. И дочь его любила, а это что-нибудь да значило. Мерлин был не в курсе, кем ей приходится Кукушка, отцом или опекуном, хотя тот казался достаточно старым, чтобы их разделяло одно поколение.