Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

Она опешила, осознав, что не сможет списать мои слова на бред безмозглого зомби. Выключив диктофон, она положила его на стол и подошла ко мне сзади. Долгое время она не произносила ни слова, а когда заговорила, ее голос утратил всякую отрешенность, свойственную ученым.

– Выходит, наша догадка была верна, – едва слышно произнесла она. – Вирус достал меня, несмотря на все предосторожности. Возможно, хватило нескольких подергиваний твоего глаза… пульсация в поле моего зрения привела к изменениям коры головного мозга… первый шаг к ассимиляции. Или сказалось продолжительное пребывание в клубе. Сработал эффект захватывания.

«Захватывание». Мне был знаком этот термин. На семинаре по электротехнике нам рассказывали об автоколебательных системах вроде турбинных динамо-машин на подстанциях Национальной электросети. Если один генератор давал сбой и начинал совершать колебания с другой частотой, остальные генераторы в сети, словно сговорившись, возвращали его к привычному равномерному ритму. Вот только «сговорившись» – неправильное слово. В захватывании нет никакого умысла. Это что-то вроде настройки, совершаемой машинально и без всякого зазрения совести. Так бывает на танцполе, когда близость движения вкупе с музыкой как будто зачаровывает твои мышцы; и даже если ты просто проходишь мимо, тебя затягивает…

– Если вы заражены, – сказал я, хватаясь за единственную соломинку, оставляющую мне шанс на спасение, – то должны понимать, что бояться нечего. Что-нибудь изменилось с тех пор, как он проник к вам в голову?

Женщина горько усмехнулась:

– Нет… пока. Это только первая стадия. – Я услышал, как выдвигаются ящики, как она шарит в них. Что-то упало на пол, зазвенело разбитое стекло. Моя похитительница запаниковала. – Меня обманули, – выдохнула она. – Испортили наушники, узнав, что я иду одна. Настроили их так, чтобы на меня сильнее воздействовали не слышимые компоненты, а те, что ниже порога восприятия. Наверное, я заразилась в клубе или когда проигрывала фрактал…

И тут в окна ударил яркий свет, как в фильмах Спилберга. Послышался шум винта, точно за нами наблюдали с вертолета. Вдали взвизгнули шины – приближался автомобиль.

– Они здесь, – произнесла женщина. – Прибыли за нами…

– Что вы делаете? – спросил я, теряя надежду. – Вам не навредят, если вы покажете, что я жив. Отвезите меня к выходу, пока не начался штурм…

Похитительница открыла какую-то банку. Сделала несколько жадных глотков и сунула ее мне. Это был «Бекс».

– Думаешь, это полиция? – усмехнулась она. Я снова услышал, как одной рукой она шарит по металлу. Раздались щелчок и звук вращающегося оружейного барабана. – Смотри. Изменения в звуковой форме замечают совершенно разные люди в сотнях километров друг от друга. Так, словно нечто становится осязаемым, развивается и перестраивается быстрее, чем можно предположить, зная пути распространения инфекции. Зарождается некая сущность, крупнее всех, когда-либо нами виденных. – Она кивнула в сторону исчерченной карты Великобритании, и я только в этот момент вспомнил, что точно такая же висела у меня на работе. – Вот каких размеров эта сущность достигнет, если план распространителей инфекции сработает. Зараженные вроде нас – лишь ее периферийные органы. Она на свободе. Выжидает нужного момента. Эта карта… короче говоря, по ней видно, что они опоздали.

– Они опоздали? Не мы?..

– Нет, – ответила женщина. – Уже нет. – Она опустилась рядом со мной на колени и прижалась головой к моей голове. Бутылка выпала и разбилась о пол. – Поверь мне, – она прижала револьвер к виску, чтобы пуля прикончила нас обоих, – я оказываю тебе услугу…

Она нажала на спусковой крючок ровно в тот момент, когда машина протаранила стену.

Здесь должен был наступить конец, и, возможно, в привычном понимании он и наступил. Возможно, так оно и бывает. Откуда нам знать? Но я не уверен. Видите ли, после выстрела (короткий звук без реверберации, как удар по перевернутой тарелке) осталась технически совершенная пустота. Будто кто-то внезапно догадался включить в моей голове систему шумоподавления, отфильтровать высокочастотные шумы и помехи, которые я привык называть реальностью. Остался только зацикленный хаус-бит, успокаивающая мантра. Я больше не находился в бункере. Я больше не был собой. Мы были везде и всегда, росли, меняли форму, становились сильнее. Мы рассеялись по миллионам микроскопических дорожек на грампластинках, миллионам магнитных пленок, миллионам радужных металлических поверхностей, миллионам маленьких серых клеточек – и закружились в бесконечном танце. Теперь они – наши периферийные органы, как и говорила женщина (разумеется, она тоже рядом, неотделимая от той же растущей звуковой волны), связанные друг с другом телефонной сетью, к которой когда-то обеспечивали доступ. По всей стране звонят телефоны, приглашая вас послушать невоспринимаемую ухом музыку, хотя бы несколько секунд, прежде чем вы в недоумении повесите трубку. Теперь мы призраки, но по-прежнему на связи.

В 1990 году я познакомился с писателем Полом Макоули, который на тот момент был автором двух романов и нескольких полюбившихся мне рассказов, опубликованных в журнале «Interzone». Пол был первым «настоящим» писателем, с которым мне довелось встретиться. То, что он читал лекции в маленьком шотландском университете Сент-Эндрюса, где я учился – не говоря уже о том, что мы жили в нескольких шагах друг от друга, – я до сих пор считаю одним из самых счастливых совпадений и поворотным моментом в своей жизни. Много лет спустя Пол помог пристроить в издательство мой первый роман. Справился бы я без его помощи? Возможно, но не наверняка. Я знаю достаточно хороших писателей, которые по той или иной причине не написали ни одного романа. Не скажу, что это плохо, но я, черт побери, хотел писать большие книги, и Пол мне в этом помог. Не ругайте его за это.

Так или иначе, вернемся к данному рассказу. Как-то вечером мы с Полом выпивали в баре, и он сказал, что вместе с Кимом Ньюманом составляет антологию рассказов, посвященных закату эпохи пластинок-«сорокапяток». Он предложил мне написать что-нибудь, и в результате появился рассказ «Из цифры в аналог». В него я впихнул все свои знания о клубной и танцевальной культуре, а также кое-что, что я разборчиво почерпнул из журнала «Face», который тогда почитывал. Меня очень обрадовало, когда Пол и Ким включили мой рассказ в антологию. Прочитав сам сборник, я обрадовался еще сильнее. Думаю, даже сейчас, спустя семнадцать лет после первой публикации, эта история остается актуальной. Это не означает, что я провидец; просто музыка мало изменилась за этот период. Возьмите промежуток от 1976 года до 1991-го, от «Sex Pistols» до «Nirvana», и сравните с промежутком от 1991-го до 2006-го, то есть от «Nirvana» до… «Coldplay». «Joy Division» как были законодателями моды в 1991-м, так и остались ими. Да, появился формат mp3, музыку теперь можно скачивать из Интернета, но сама музыка, на мой взгляд, не слишком изменилась. И я по-прежнему ею наслаждаюсь.