Андрей Но - Субъект. Часть вторая [publisher: 1С-Паблишинг]

Я перевел тяжелый взгляд на приоткрытое на проветривание окно.

Или же был и другой путь, который только я, в силу своих особенностей, могу себе позволить?

Я подскочил к окну и распахнул его настежь. Меня обдало кисловатой прохладой пасмурного дня. Шел мелкий и противный дождь.

Посмотрев вниз, сощурившись, я разглядел мокрый, прочный и потемневший от дождя асфальт с возвышающимся над ним угловатым поребриком. Я как наяву представил молниеносное сближение с ним, обрывающее нить восприятия столкновение и все-таки успевшую разлиться напоследок боль по переломанному, сплющенному, исковерканному под стать форме поребрика телу…

Я отшатнулся от окна, задышав чаще. Сзади уже барабанили в дверь вовсю, громко угрожая вынести ее напрочь.

Запрыгнув на подоконник, я вытянул босую ногу наружу, как если бы готовился шагнуть в пропасть. Тут же на нее, ногу, стали слетаться полчища хаотично вырванных из пространства сгустков воздуха, они облепляли мою голень, сгиб ступни, скапливались под пяткой, они стягивались к моей ноге, как мелкий и бесчисленный мусор к дулу пылесоса.

Мне уже начало казаться, будто я собрал у своей ноги весь воздух, что только наличествовал в нашем районе, но, по сути, внешне возле моей ноги как будто бы ничего и не произошло.

Хотя с алиеноцептивной точки зрения пространство вокруг моей ноги сгущалось, становилось светлее, насыщеннее, но светом оно наливалось невыносимо медленно, словно старая газоразрядная лампа, а ведь до той самой, обнадеживающей плотности сжатого по форме воздуха, что сослужил бы в качестве ступы для перелета, было по-прежнему далеко.

Краем глаза я заметил через стену, как сосед страдальчески шмыгнул и зашевелился, пытаясь встать. Удары же за дверью стихли, но от меня не скрылась процессия поднимающейся в лифте подмоги, у одного из членов которой руки оттягивало тяжеловесное, цилиндрической формы приспособление.

И тут я догадался использовать поднос. Звучно чиркнув по столешнице, он перенесся под мою ногу. Взяв под контроль как можно большую его часть во избежание отслоения захваченных кусочков, я наступил на него, зависшего в воздухе, и…устоял.

Осторожно водрузив вторую ногу, с замерзшим дыханием придерживаясь руками за гардину, за оконную раму, за выступающий верхний откос, еле сдерживая крик и не отрывая взмокшие ладони от скользящих под ними кирпичей, я, судорожно ухватившись за парапет, перевалился через него и растянулся на крыше.

Я вжимался в нее, опасаясь, что подпрыгивающее от сердцебиения туловище необъяснимым образом поймает амплитудный момент, подскочит вверх и утащит меня следом за край… прямиком вниз… на поребрик…

Шумно сглотнув, я нашел в себе смелость аккуратно, не отлипая от крыши, перевернуться и ползком добраться до первой же попавшейся трубы, припаянной, до облегченного стона неподатливой – я вцепился в нее, как рак клешней в неделями выжидаемую им добычу.

Дождавшись, пока сердце утихомирится и перестанет своим стуком засвечивать алиеноцептивный обзор, я стал вглядываться вниз. Сосед таки выбрался из обломков и шаткой походкой добрался до сотрясающейся двери. Прежде чем он открыл ее порядком озверевшим полицейским, я поспешно заставил захлопнуться окно. Ручка сама по себе повернулась, и оконная дверца мягко отвалилась на проветривание.

Щелкнул дверной замок. Соседа сбили с ног, заломили руки за спину и, оглушительно крича ему в ухо парализующие тело предупреждения, нацепили наручники. Сосед особо не сопротивлялся.

Один из прибывших – осанистый, со сдержанными, но вескими телодвижениями и высокомерно раздутыми ноздрями, – перешагнув через скрученного соседа, выстрелил своим ртом отрывистую, но четко и упруго распространившуюся по коридору речь. Его отскочивший от неба и тут же поджавшийся в подчелюстное лоно язык в момент произведения осмысленного звука отождествился у меня со словом «где». Чтецом по губам я, конечно, не был. Но как насчет чтеца по звуковым волнам, исторгающимся из разговаривающего рта?

Сосед молчал. Не удосужившись разуться, сержант – не иначе – полиции отмаршировал в соседскую комнату, оставляя на полу за собой вереницу тускло контрастирующего налета грязи. Бесстрастно – по крайней мере, на его лице не взорвался светом ни один мускул – осмотрев погром в комнате соседа, он двинулся в мою.

Первым делом, его взгляд наткнулся на телефон, который я отбросил впопыхах, стоило им только остановиться напротив двери в нашу квартиру. Взяв его двумя пальцами, он глянул на экран, огляделся, что-то гаркнул своим компаньонам, которые стали осматривать ванную, кладовку, прихожую и кухню, в которой отметили синхронно склонившимися головами лужу на полу, сам же он заглянул в мой шкаф, раздвинул руками висящую на плечиках одежду.

Возвращаясь в коридор, он замер возле моей пары ботинок. Задумчиво потеребив манжет рукава, он выдал очередную реплику, что вытолкнула пару сотрудников из квартиры вниз, к подъезду, заставив их бродить вокруг дома. Сам же он вернулся в мою комнату и уверенно расселся на незаправленной кровати.

Что-то подсказывало мне, что уйдут они весьма и весьма нескоро. А если и уйдут, то, как минимум, одного оставят патрулировать окрестности – на случай, если я вернусь или материализуюсь в опустевшей перед их приходом комнате обратно. Теперь даже и ботинки не стащить.

Я поднялся в полный рост, вопреки отяжеляющей силе страха. Поджав пальцы на ногах, я ощутил сердитую шероховатость рубероида. Без обуви мне далеко не уйти. Да и вообще, как мне уйти с крыши оцепленного здания…

Приблизившись к парапету и на всякий случай чуть пригнувшись, я осторожно выглянул за край.

Еще в детстве, будучи непоседливым и склонным к риску ребенком, я испытывал острую зависть к жителям того же Иерусалима или Венесуэлы, где приземистые дома и низкие пристройки поджимались друг к другу столь тесно, что в коридорах между ними можно было застрять – а значит, и залезть, подобно гусенице, проталкиваясь вверх между двумя стенами. А сам по себе застроенный ими жилой массив, что простирался вдоль холмов, позволял скучающим от безделья подросткам рассматривать все это как трассу для забега с препятствиями.

Здешний же тип застроек казался сущим антиподом – угрюмые, упирающиеся в небо здания, выстроившиеся в ровный, до тошнотворного стройный ряд, в котором не было ни малейшего перепада высоты из-за того, что размерами они не различались. Соблюдая почтительную дистанцию по отношению друг к другу, они не оставляли никакой надежды как-либо преодолеть расстояние между их крышами. А с их стен, гладких и мрачных, без единой выступающей зацепки, соскальзывали даже легкие, как воздух, ершистые лапки насекомых.