Андрей Но - Субъект. Часть первая [publisher: 1С-Паблишинг]

Но как только рокот перфоратора, этот не такой уж и часто встречаемый звук, даже несмотря на ежедневные упорствования ублюдка, как он мог быть воспринят как безопасный и не требующий внимания сигнал, как если бы речь шла о пении кружащих в небе птиц? Почему я не подорвался от входящего звонка на телефоне, тем более что подобная закономерность частот, тональность и высота звука занесены буквально у каждого современного человека в список условных рефлексов?

И почему каждый из этих уверенно проигнорированных сном звуков врывался в мои уши внезапно? Именно врывался, как музыка из сабвуфера, чей кабель был испорчен и работал через раз. Это не было переключением внимания, напоминающим тебе о монотонном гуле рядом работающего завода, это было волной механических колебаний среды, что хлещет, стоит удерживающим ее шлюзам открыться.

Ретикулярная формация тут явно не причем. Видимо, звуки не игнорировались, а попросту останавливались. Власть над материей, что чутко вслушивается в капризные отголоски предпочтений моего Я, которое, в свою очередь, не желало вслушиваться во все то, что его отвлекало.

Если мне был подвластен воздух, а также дистанции между группами частиц, что его образуют, скорость их соударений и даже само право их фильтровать от смога, затхлости и прочих вредных и неугодных носу соединений, если я был способен дистанционно абсорбировать еду, то почему не допустить, что эти самые частицы я могу банально заставить замереть. А звук как раз и был ничем иным, как упругими волнами океана движущихся частиц, которые я мог вынудить по моему велению рассеяться.

Я все стоял позади своего кота, чьи уши в разведческом азарте поворачивались, словно локаторы, жадно улавливающие следы присутствия противника. Выходит, пока бодрствую, его я слышу. Но стоит мне только уснуть или заняться чем-то таким, что мозг сочтет наиболее приоритетным по отношению к аудиальному мусору, то коту до меня уже не достучаться. Точно так же и звук и все то, что распространялось от меня, я поневоле держал в узде, когда желал сохранять статус своего аудиального и обонятельного отсутствия.

Я коснулся кошачьего загривка. Животное, в один миг ощетинившись, отпрыгнуло с взъерошенной в вопросительный знак спиной. Из пасти послышались раскаты рыка. Но уже спустя секунду его сморщенная мордашка разгладилась, а шерсть опала. Он неуверенно заурчал и, понюхав мою руку, потерся об нее своим рыжим и массивным лбом. Я не смог сдержать улыбки и принялся ласкать, чесать, топорщить его шерстку.

– Эх ты, – с шутливым укором протянул я, – проворонил мимо ушей лазутчика. А они так не играют. Нож в спину – и дело с концом.

Кот не придал этому значения, а лишь сладко потянулся всем телом, обнажая беззащитный живот. Внезапно он насторожился, тут же принял обычную, упругую позу. Его уши повернулись в сторону смежной стены – за ней шмыгнули носом, затем раздались шаги поднявшегося с кровати соседа. В коридоре вспыхнул свет. Решительно сдвинув брови, я направился к нему.

– Привет, – невнятно произнес он, сонно потирая свои глаза, – что-то я не слышал, как ты зашел. Давно дома?

– Недавно, – процедил я, – я тебе…

– Ты мне звонил, – перебил он меня, – по какому поводу?

– Ты брал…

Внезапно я мысленно споткнулся. А что, если…

Моей обнаруженной улике предшествовал припадок. А ведь эпилептический припадок вызывает судороги, спазмы мышц и их сокращение. А что если в момент приступа, мои беспорядочные возбудительные сигналы гуляют не только в мышцах, но и… в окружающей среде?

Одежда, соскользнувшая со стоек. Картина, сверзнувшаяся с торчащего из стены штыря. Возможно, ублюдок с дрелью не такая уж и мразь, однако вопросом это все еще оставалось спорным…

Но не было сомнений, что паспорт, по-настоящему нужный только мне, скорее всего и был сдвинут мной самим же, но никак не попавшим под подозрение соседом.

– Ну?..

– Ты брал показания счетчиков электроэнергии и воды? – сглотнув невысказанное, поинтересовался я, – арендодатели хотели знать.

– Не брал, – сощурившись, произнес он и, развернувшись, направился в ванну.

– Так возьми, – отвердевшим голосом бросил я ему вдогонку.

Его спина окаменела, но, по-видимому, вспомнив, что в основном всегда это делаю я, он что-то буркнул в знак строптивого согласия и захлопнул за собой дверь в ванну, откуда вскоре начали доноситься натужные сморкательные усилия.

Я захлопнул дверь в комнату и, с наслаждением растянув ноги на кровати, возобновил внутренний консилиум с самим собой.

Сам факт того, что я могу дистанционно порождать кинетическую силу внутри любой материи, был очевиден и подтвержден. Но присутствуют ли здесь ограничения? Имеет ли значение размер предмета, попавшего в плен моей воли? А вес? Какова величина затрат моего мозга на это? Влияет ли на величину количество этих предметов, их расстояние до меня и траектория движения… Подкреплена ли мощь испускаемого мной импульса чем-то еще… положением тела, например? А может, никаких ограничений нет и вовсе?

С одной стороны, отсутствие здесь каких-либо правил делало меня богом. Но с другой, было бы неинтересно, если бы их и впрямь не существовало…

Голова шла кругом от этих вопросов, но я был возбужден. Впервые я почувствовал себя ученым. И не типичным, современным недотепой, исследующим очередную социально-психологическую глупость или реакцию насекомого на песню какого-нибудь знаменитого рок-музыканта. А настоящим исследователем, что пытается проникнуть в неведомое, да и еще находящееся в его собственной голове. Кто-то это назвал бы лишь мысленными экспериментами… Но по правде, это было экспериментами над самой мыслью и ее силой…

Оглядевшись, я впервые пожалел, что комната, где я живу, почти пуста и минималистична. Правда, у стены по-прежнему валялись осколки разбившейся картины. Уже неплохо. Комки пыли в углах, точно так же могли сойти за одну из контрольных групп моих подопытных. А еще я точно помнил, что где-то в шкафу забился в захламленную полку колпачок от канувшей ручки, подаренной директором фирмы на собеседовании. Вызывающе покосившись на увесистые и порядком соскучившиеся по мне гантели возле шкафа, я захотел испробовать и их, но на всякий случай передумал, так как предположил, что помимо позвоночных грыж могут существовать еще какие-нибудь и ментальные…

Подойдя к осколкам, я заметил нечто похожее на кусочек микросхемы. Изучив его и некоторые другие останки подарка от доброго дядюшки нейрохирурга, я пришел к выводу, что эта картина может не только быть предметом созидания, но и сама вполне способна созидать. Меня, например. Сложно, должно быть, было нейрохирургу строить из себя само удивление, когда я рассказывал ему про припадок… Стоит ли ему теперь вообще доверять…