Ольга Баумгертнер - Парадокс Рузы [litres]

– Покажите.

– Пойдемте. – Акушер, уже не скрываясь, нюхнул из флакончика. – Я, честно говоря, не знаю, что делать. Наши все разбежались…

Они зашли в родильное отделение. Перед ними открылась странная картина. Машка в наброшенном на нее больничном одеянии стояла у раковины и обмывала водой новорожденных. Два лохматых комка с темной шерстью, лапами и острыми ушами.

– И правда щенки. Нет, котята какие-то, – прошептал Лазарев отрешенно.

Акушер покосился на него, сунул под нос нашатырь. Маша между тем обернулась к ним.

– Дима, все прошло отлично, – сказала она, улыбаясь. – А ты боялся. Только врачи что-то все куда-то делись.

Доктор, справившись с шоком, взвесил новорожденных, помог Маше запеленать их. Хотя глаза его все это время были круглыми от изумления.

– Хотите, я вас домой отвезу на служебной машине? – шепнул акушер. – Чтобы никто не видел.

– Боюсь, что нам, скорее, в аэропорт надо, чем домой, – произнес Лазарев. – Лучше вернуться туда, где к такому люди привычны.

– Я довезу. У меня дежурство закончилось, есть свободное время. И не благодарите.

– Все равно спасибо.

Поздним вечером они приехали с Машей в квартиру. Сашка уже давно спал. Дмитрий растолкал сына, стал собирать вещи.

– Дима, почему мы уезжаем? – спросила Маша.

– Меня на старую работу вызвали, родная, не могут без меня в Институте.

– Ну, надо так надо.

Она принялась помогать запаковывать вещи. Сашка, сонный, со всклокоченными волосами, с изумлением уставился на два свертка.

– Что это? – спросил он.

– Твои брат и сестра, разве не видишь? – сказала Маша чуть раздраженно. – Вот они мне совсем не доставили хлопот.

Мальчик посмотрел на мать в полнейшем изумлении, перевел непонимающий взгляд на отца, а потом, зарыдав, убежал в ванную и закрылся там. Никакие уговоры не помогали заставить его выйти оттуда. Дмитрию в итоге пришлось выломать дверь. Он выволок Сашку на улицу, где в машине уже лежали сложенные чемоданы и сидела Маша с «детьми», и, крепко обняв плачущего сына, уселся спереди рядом с акушером.

В аэропорту они проторчали три часа, прежде чем Лазареву наконец удалось купить билеты на ближайший рейс до Москвы. В Шереметьево он взял такси, проигнорировав заломленную шофером сумму. Ученому хотелось добраться побыстрее до Герцена. Любой ценой. Туда, где никто никаких вопросов задавать не будет.

И все же разговоры были. Не так много, к счастью, поскольку Лазарева все уважали и жалели. Когда он вернулся, выяснилось, что Николай Петрович оставил свою должность, уехав в Москву на повышение. А директором Рузского филиала Института стал Боровой. Новый директор принял Лазарева вроде как и с радостью, но, с другой стороны, несколько настороженно.

– Видите ли, дорогой мой Дмитрий Владимирович, – говорил Максим Денисович. – Команду я новую набрал, не могу людей с их мест сгонять. Тем более что вы так внезапно вернулись. Вот если бы на пару месяцев раньше…

– Мне пока на любую свободную должность в Институте и квартиру бы, любую, – сказал усталым голосом Лазарев. – Больше мне ничего не надо.

– Это я вам обеспечу. И будем считать, что мы в расчете.

– В смысле? – не понял Дмитрий.

– Ну как же, слышал, что это вы похлопотали о моем назначении? Это так?

– Так. Что вас удивляет?

– Не ожидал от вас, честно говоря.

– Вы являлись отличным сотрудником, перспективным ученым. Считаю, что я правильный выбор сделал.

– Спасибо. Но… вы же не претендуете на …?

Боровой кивнул на директорское кресло. Дмитрий наконец понял. Директор боялся за свое место. Боялся, что, раз Лазарев вернулся, один звонок Николаю Петровичу – и произойдет рокировка.

– Я же вам сказал. Мне сейчас нужна любая работа в Институте. У меня семейные проблемы, Максим Денисович, мне не до карьеры. Буду признателен, если работа эта, по возможности, будет хорошо оплачиваться, чтобы я потянул прибавление в семействе…

Боровой смотрел на него долгим немигающим взглядом, словно змей, оценивающий потенциальную добычу, размышляя, сможет ли он одним махом проглотить неосторожно приблизившуюся птичку.

– Конечно, Дмитрий Владимирович, работа такая найдется, – с явным облегчением сказал Максим Денисович и почти без паузы, заговорщически понизив голос, продолжил: – А вы, кстати, не слышали? Есть специальный центр по изучению детей-мутантов. Простите, что прямо об этом говорю. Но это избавило бы вас от многих проблем.

– Сдать детей на опыты?

– Дело ваше, конечно. Но вряд ли вас кто-то будет упрекать, если что. Я даже могу порекомендовать вас в такой центр. В Одинцове как раз находится.

– Я в курсе, – холодно отозвался Дмитрий.

– Ну как хотите, – ничуть не смутившись, проговорил директор. – Но если вдруг передумаете, могу вас туда устроить. Там-то на ваше семейство обращать внимания не будут, сольетесь с толпой, так сказать.

Лазареву от этого разговора сделалось противно. Подумалось даже, что надо бы все-таки позвонить Николаю Петровичу. Но он тут же оборвал эту мысль. «Все, хватит, – решил он. – Пора самому уже устраивать свою жизнь, как бы трудно ни было». Боровой смотрел на него, ожидая ответа. Так и не дождавшись, потянулся за листком, написал короткий приказ на бланке, протянул Лазареву.

– Вот, должность старшего научного сотрудника в отделе изучения муляжей. Вы же невролог, вам идеально подходит. И зарплата хорошая. Можете выходить с завтрашнего дня.

– Спасибо, Максим Денисович.

– Ключи от квартиры вам секретарь выдаст. Квартира небольшая, для командированных, но они у нас в последнее время нечасто бывают, так что живите там спокойно. Это лучше, чем в общежитии.

Боровой чиркнул для секретаря записку и также протянул Лазареву.

Лазарев устроил Сашку в школу, в первый класс, сам пошел на работу. Маша сидела дома, полностью уйдя в уход за детьми. Сама шила им распашонки. Сердилась, когда человеческие выкройки не подходили. Выкидывала все и принималась за новое. Маленькие мутанты в это время вполне обходились своей шерстью. А любую одежку с себя сбрасывали.

– До что ж вы за дети такие?! – возмущалась вслух Маша.

Дмитрий обреченно смотрел на новое помешательство жены, и все внутри него сжималось. После очередной неудачи с шитьем Маша расплакалась. Лазарев, сам чуть не плача от жалости к жене, обнял ее, стал гладить по голове, приговаривая:

– Машенька, ну что ты, что ты? Они же у нас как котятки, им одежка не нужна, им и так хорошо и тепло, – шептал он.

– Точно, они же котятки мои. – Маша вдруг счастливо рассмеялась. – Спасибо. А то я все не пойму, почему так?

Она сгребла в кучу выкройки детской одежды, пошла на кухню и выкинула все в мусорное ведро.

– И на улицу их гулять водить не надо, – сказал как можно мягче Дмитрий. – Иначе убегут. Ты лучше с Сашей пройдись. Листья с ним опять пособирайте. А то совсем ты свое увлечение гербарием забросила.