Джо Холдеман - Мост к разуму [сборник]

– С чего это ты взяла?

– Я тебя узнала.

Девушка покровительственно улыбнулась.

– Я только что убила двоих охранников и удрала из тюремного отделения вашей клиники. Тысячи полицейских знают, как я выгляжу. Я вполне могу подарить тебе жизнь, – она наклонилась к полу с гибкостью настоящей гимнастки и достала из кармана фартука блестящий скальпель.

– Знаешь, что это за штука? Элли кивнула и сглотнула еще раз.

– Так вот, я торжественно клянусь, что не убью тебя, если ты правдиво ответишь на все мои вопросы.

– Клянешься перед господом?

– Нет, это было бы богохульством, – девица взвесила скальпель в руке и посмотрела на него. – Вообще-то я не собираюсь тебя убивать, даже если ты мне соврешь. Я просто причиню тебе такую боль, что ты сама будешь умолять меня о смерти. Но я тебя не убью. И перед тем, как уйти, я отрежу тебе язык, чтобы ты никому не смогла обо мне рассказать. И отрежу тебе обе руки, чтобы ты не могла писать. Не бойся, я, конечно же, перетяну их вот этой лентой, чтобы ты не истекла кровью. Я хочу, чтобы ты жила еще долго, жила и мучилась раскаянием.

На пол полилась моча, Элли начала всхлипывать.

Гаврила разгладила клейкую ленту у нее на губах.

– Тебе что, мамочка никогда не говорила: «Ну разве есть из-за чего плакать?» – сказала она и резко вонзила скальпель в левую руку Элли, пригвоздив ее к спинке стула.

Элли разом перестала всхлипывать и тупо уставилась на рукоятку скальпеля и струйку крови, сбегающую по руке.

Гаврила немного расшатала скальпель и выдернула лезвие из тела Элли. Кровь полила сильнее, но Гаврила аккуратно прикрыла рану бумажным носовым платком и прилепила сверху кусок клейкой ленты.

– А теперь, если я разрешу тебе говорить, ты будешь отвечать на мои вопросы? Не будешь орать, звать на помощь? – Элли послушно кивнула головой, и Гаврила наполовину отлепила ленту от ее рта.

– Они уехали в аэропорт.

– Они? Хардинг и ее черномазый приятель?

Они решили вернуться обратно в Техас, в Хьюстон.

– По-моему, ты врешь, – Гаврила приставила острие скальпеля ко второй руке Элли и занесла кулак, как молоток.

– Панама! – хрипло выкрикнула Элли. – Портобелло. Нет… Не делай этого, умоляю!..

– Номер рейса?

– Я не знаю. Я видела, как он записывал номер… – Элли глазами показала на телефонный аппарат. – После того, как заказал билеты.

Гаврила подошла туда и взяла листок бумаги с телефонного столика.

– Так, «Аэромексико», рейс 249. Они, наверное, сильно спешили, если забыли здесь эту бумажку.

– Да, они спешили. Гаврила кивнула.

– Мне, наверное, тоже следует поспешить, – она вернулась обратно и задумчиво посмотрела на свою жертву. – Я не стану делать с тобой всех этих ужасных штук, хотя ты мне и наврала.

Она снова разгладила ленту на губах Элли, потом оторвала от мотка еще один небольшой кусок и залепила им нос несчастной женщины. Элли принялась дико брыкаться, замотала головой из стороны в сторону, но Гаврила ухитрилась еще дважды обмотать ее лентой, прикрутив голову к спинке стула и перекрыв жертве любой доступ воздуха. Во время борьбы Элли опрокинула стул на пол. Гаврила одним сильным движением, совсем не напрягаясь, подняла стул и поставила его на место, точно так же, как это сделал Джулиан пару часов назад. Потом она начала неторопливо одеваться, глядя в глаза умирающей безбожницы.

Когда мы с Амелией пришли в мою комнату в холостяцком общежитии, на экране видеофона нас ожидало послание: Гаврила расправилась со своими охранниками и сбежала.

Ну что ж, она никак не сможет до нас добраться – она не сможет даже проникнуть на территорию базы, а не то что в Здание 31, запечатанное приказом из Пентагона. Амелия забеспокоилась – вдруг этой ужасной женщине удалось узнать, где она жила? Поэтому она сразу же перезвонила Элли. Никто не ответил. Амелия оставила сообщение на автоответчик, предупреждая о Гавриле и советуя поскорее переехать куда-нибудь в другую часть города.

Марти по расписанию должен был сейчас находиться в операционной и освобождался только в девятнадцать ноль-ноль, то есть через пять часов. У меня в холодильнике нашлось немного сыра и несколько банок пива. Мы с Амелией неторопливо перекусили и завалились в кровать. Кровать была узковата для двоих, но мы настолько устали, что нас устроила бы любая горизонтальная поверхность. Амелия заснула, положив голову мне на плечо – в первый раз за много-много дней.

Я проснулся от пищания видеофона. Амелия спала так крепко, что даже не услышала звонков, но я все равно ее разбудил, неловко пытаясь выбраться из кровати. Я отлежал левую руку, она висела, как чужая, похожая на холодное бревно. А еще я во сне очень романтично пустил слюни на щеку Амелии.

Амелия потерла лицо и чуть приоткрыла глаза.

– Звонят?

– Спи дальше. Если что – я тебе скажу, – и я поплелся из спальни в кабинет, похлопывая себя по боку одеревеневшей левой рукой. По дороге я достал из холодильника банку имбирного пива – лучшее, что там осталось после нашего набега, – и присел за комм.

«Марти будет ждать вас в девятнадцать пятнадцать в столовой. Изучите это», – дальше шла длинная таблица.

Список фамилий был до боли знакомый, на моей прежней работе я видел его ежедневно, сотни раз за день. Это был перечень всех военнослужащих, приписанных к Зданию 31, – кроме меня.

А вот порядок расположения фамилий был необычным, поскольку не имел никакого отношения к служебным обязанностям – я-то всегда видел эти фамилии в расписании дежурств. Уже в следующую минуту я сообразил, в чем тут дело. Первые пять фамилий в списке принадлежали механикам, чьих солдатиков забрали себе ребята из моей прежней боевой группы. Потом шел список офицеров, у которых уже были имплантаты и которых, наверное, подключили всех вместе еще двадцать шестого июля – но, наверное, не всех одной большой группой, а двумя группами по несколько человек.

Соответственно, в конце списка значились солдаты и сержанты с имплантатами – за исключением механиков охраны, – которых тоже подключили двадцать шестого, то есть позавчера. Предполагалось, что к девятому августа они полностью излечатся от чрезмерной воинственности и их можно будет отключить.

Между этими двумя группами шел список из шестидесяти с чем-то фамилий людей, которые прожили всю свою жизнь, вплоть до вчерашнего дня, считаясь вполне нормальными. А со вчерашнего дня четверо врачей принялись за дело. Насколько я понял, одна бригада врачей делала по пять операций в сутки, а вторая – наверное, это были гости из Зоны Канала – по восемь.

Я услышал, что Амелия возится в спальне – наверное, переодевается из того, в чем спала, в свежую одежду. Она вошла в кабинет, на ходу укладывая волосы и разглаживая складки на платье – красно-черном, в мексиканском стиле, которого я никогда раньше не видел.