Стивен Кинг - Институт

Грузовой вагон Люка почти опустел, однако в Ричмонде, штат Виргиния, в него должны были загрузить две дюжины домашних генераторов марки «Кохлер». Большую их часть везли в Уилмингтон; две штуки – а заодно куча всевозможных агрегатов и причиндалов, за которыми сейчас спал Люк, – ехали в центр по продаже и ремонту садовой техники «Фромиз», что в городке Дюпрей, Южная Каролина. Поезд 9956 останавливался там три раза в неделю.

Великие дела начинаются с малого.

Когда поезд 4297 выходил из Портсмута, штат Нью-Хэмпшир, в Стербридж, штат Массачусетс, миссис Сигсби изучала досье и уровни НФМ двух детей, которых Рубиновая команда должна была доставить в Институт сегодня вечером. Один мальчик, одна девочка. НФМ у мальчика – десятилетки из Су-Сент-Мари – был всего лишь 80, а вот у четырнадцатилетней девочки из Чикаго – 86. В досье стояла пометка о том, что у нее аутизм. М-да, нелегко с ней придется, причем и персоналу, и подопечным. Будь у нее НФМ ниже 80, они бы даже возиться не стали, но 86 – это большая редкость и удача.

Аббревиатура НФМ расшифровывалась как нейротрофический фактор мозга. Миссис Сигсби мало что смыслила в науке – биохимия была сферой компетенции Хендрикса, – но основную суть термина уловила. Уровень НФМ (как и интенсивность ОО, основного обмена) оценивался по специальной шкале. Показатель определял рост и выживаемость нейронов по всему телу, особенно – в мозгу.

Те немногие, кому повезло иметь высокое содержание НФМ (менее 5 процентов населения), были счастливчики; Хендрикс говорил, что именно такими Господь задумал людей. Память редко их подводила, они почти не страдали депрессией, невропатическими болями, обсессивно-компульсивным расстройством, ожирением или крайним истощением, вызванным анорексией и булимией. Они прекрасно социализировались (поступающая сегодня девочка – редкое исключение из правил), старались пресекать беспорядки, а не разжигать их (Никки Уилхолм – еще одно редкое исключение) и имели хорошо поставленную речь. У них не болела голова и никогда не бывало мигреней, а холестерин оставался низким даже при неправильном питании. Из-за нарушений циркадных ритмов они нередко страдали от бессонницы, но старались подремать днем, а не прибегать к помощи снотворных.

Показатель НФМ – относительно стабильная величина, которая, однако, может катастрофически упасть. Самая распространенная причина – то, что Хендрикс называл хронической травматической энцефалопатией, сокращенно ХТЭ. Повторяющиеся сотрясения мозга, проще говоря. В среднем у человека около 60 единиц НФМ на миллилитр сыворотки крови. У профессиональных футболистов, играющих более десяти лет, НФМ падает до 30 и даже до 20. Кроме того, он снижается с возрастом (при нормальном старении медленно, у больных Альцгеймером – гораздо быстрее). Все это совершенно не интересовало миссис Сигсби: ей был важен только результат. И на протяжении долгих лет службы результат неизменно ее радовал.

Единственный факт, имевший значение для Института и тех, кто с 1955 года финансировал и держал в строжайшей тайне его деятельность, заключался в следующем: дети с высоким уровнем НФМ, как правило, обладают определенными экстрасенсорными способностями. ТЛК, ТЛП или (в редких случаях) и то и другое. Сами дети порой даже не догадывались о своих скрытых талантах, а те, кто догадывался – высокофункциональные ТЛП вроде Авери Диксона, – пользовались суперсилами лишь изредка, большую часть времени просто их игнорируя.

Практически у всех новорожденных брали анализ на содержание НФМ. На детей с высоким уровнем заводилось досье. За ними наблюдали, и в итоге они поступали в Институт, где врачи усиливали и оттачивали их экстрасенсорные способности. Доктор Хендрикс полагал, что набор способностей можно расширить: к ТЛК добавить ТЛП и наоборот. Однако это никоим образом не влияло на главную миссию Института, на смысл его существования. Научный труд Хендрикса об успешных экспериментах с розовыми, которых ему предоставляли в качестве подопытных кроликов, вряд ли увидит свет. И Донки-Конг, несомненно, расстраивался по этому поводу, хотя и понимал, что за публикацию в любом медицинском журнале ему светит тюремный срок, а никак не Нобелевская премия.

В дверь осторожно постучали. Заглянула Розалинда – лицо у нее было виноватое.

– Простите за беспокойство, мэм, вас хочет видеть Фред Кларк. Он явно…

– Напомните, кто это? – Миссис Сигсби сняла очки для чтения и потерла переносицу.

– Уборщик.

– Узнай, что ему надо, и доложи позже. Если мыши опять прогрызли проводку, это не срочно.

– Говорит, срочно. И он явно взволнован.

Миссис Сигсби вздохнула, закрыла папку и убрала ее в стол.

– Ладно, пусть войдет. Надеюсь, повод у него хороший.

Повод оказался плохой. Очень плохой.

Миссис Сигсби узнала Кларка. Она много раз видела, как он работает шваброй или щеткой в коридорах, но не припоминала, чтобы когда-нибудь у него был такой обеспокоенный вид: лицо побелело, как простыня, волосы торчали в разные стороны, словно он долго их теребил, а губы нервно подергивались.

– Что случилось, Кларк? Вы как будто привидение повстречали.

– Пойдемте со мной, миссис Сигсби. Сами увидите.

– Что именно?

Он помотал головой и повторил:

– Пойдемте со мной!

Она пошла за Кларком по коридору, соединявшему административный корпус и Западное крыло общежития. Два раза она пыталась выведать, что же стряслось; уборщик мотал головой и твердил, что она должна увидеть все сама. Ее раздражение – опять не пойми зачем оторвали от важного дела! – начало сменяться тревогой. Что-то с ребенком? Провалился очередной эксперимент – как было с Гарри Кроссом? Нет, не может быть. Если бы что-то случилось с подопечным, это обнаружили бы смотрители, лаборанты или врачи, а не уборщик.

Примерно посередине полупустого Западного крыла они наткнулись на мальчика: тот глазел на листок бумаги, висевший на ручке закрытой двери. Мальчик (кое-как застегнутая рубаха обтягивала приличных размеров пузо) увидел миссис Сигсби и тут же занервничал. Вот и правильно, подумала миссис Сигсби. Так и надо.

– Ты Уиппл?

– Ага.

– Как нужно отвечать?

Стиви прикусил нижнюю губу, поразмыслил и отчеканил:

– Да, миссис Сигсби.

– Так-то лучше. А теперь вон отсюда. Если нет процедур, займись чем-нибудь.

– О’кей. То есть хорошо, миссис Сигсби.

Стиви ушел, напоследок еще раз покосившись на дверь, однако миссис Сигсби этого уже не заметила. Она смотрела на листок бумаги. «НЕ ВХОДИТЬ», – гласила надпись простой шариковой ручкой (возможно, той, что торчала из нагрудного кармана Кларка).