Лоис Буджолд - Барраяр [сборник litres]

– Господи… все всмятку!

Вдруг искра отчаянной надежды вспыхнула в душе Майлза.

– Криогенные камеры! – воскликнул он. – В каком они состоянии?

– После контратаки переполнены, сэр.

– По какому принципу вы отбирали, кого замораживать?

– В первую очередь – тех, у кого органы меньше перемешаны. Вражеские солдаты – в последнюю очередь, если только они не представляют особого интереса для разведслужб.

– Как бы вы оценили это ранение?

– Из замороженных только двое более тяжелых.

– Кто эти двое?

– Люди капитана Танга. Прикажете освободить одну из камер?

Майлз взглянул на Элен, ища поддержки. И обнаружил, что она смотрит на тело, словно перед нею – совершенно незнакомый человек, который носил маску ее отца. Ее черные глаза были как две глубокие могилы – одна для Ботари, другая – для него самого.

– Он терпеть не мог холода, – после долгой паузы проговорил Майлз. – Пожалуй, будет лучше, если вы выделите один из контейнеров для хранения трупов.

– Слушаюсь, сэр, – ответила медтехник и покинула каюту.

Растерянный Мэйхью подошел поближе.

– Какая жалость, милорд. А ведь я уже стал к нему привыкать. Как странно…

– Да… Спасибо. Можете идти. – Майлз посмотрел на эскобарианку и почти шепотом добавил: – И вы тоже.

Элен Ботари заметалась между мертвым и живой, словно зверек, посаженный в тесную клетку.

– Мама?.. – выговорила она наконец тоненьким, так не похожим на ее обычный, голосом.

– Держись от меня подальше, – процедила женщина. – Как можно дальше, слышишь?

Ее взгляд был подобен пощечине. Круто развернувшись, она быстро вышла.

– Элен, – осторожно проговорил Ард, – может быть, вам лучше присесть? Я сейчас принесу воды или еще чего-нибудь. Пойдемте. Вот так. Вот и ладно.

Она безропотно позволила себя увести, лишь один раз оглянувшись через плечо. Ее лицо напоминало сейчас Майлзу руины разбомбленного города.

Майлз остался наедине с мертвым телом своего первого вассала. Ему стало страшно – даже не страшно, а скорее непривычно. Бояться – это всегда было уделом сержанта. Бояться за него.

Он осторожно коснулся лица Ботари.

– Что мне теперь делать, сержант?

Три дня он жаждал одного – заплакать. Слезы пришли внезапно, ночью. Несколько часов он лежал, содрогаясь от безостановочных, неудержимых, пугающих его самого рыданий. Майлз посчитал, что это был просто катарсис, но и в последующие ночи повторялась все та же многочасовая истерика, отнимавшая последние силы. Желудок болел не переставая, особенно после еды, так что он почти перестал притрагиваться к пище. Его и без того заостренные черты стали еще острее.

Дни слились в сплошной серый туман. Временами оттуда выныривали лица подчиненных – знакомые и незнакомые, требующие каких-то указаний, на что получали один и тот же ответ: «Поступайте по своему усмотрению». Элен вовсе перестала с ним разговаривать. Он же с тревогой следил за ней, подозревая, что девушка находит утешение в объятиях База, и страдая от ревности. Но, похоже, покоя Элен не находила нигде.

После очередного совещания, как обычно, не принесшего никаких результатов, к Майлзу подошел Ард. Все совещание Майлз просидел на своем месте во главе стола, внимательно изучая собственные ладони, пока офицеры бранились, перебрасываясь какими-то бессмысленными репликами.

– Я, конечно, не много понимаю в офицерской службе, – шепнул Ард, – но зато знаю наверняка, что нечего и думать вытащить из окружения двести человек с командиром, который, как вы, то и дело впадает в оцепенение.

– Ты прав, – холодно заметил Майлз. – Прав насчет того, что не знаешь службы.

Он вскочил с кресла и удалился с подчеркнуто неприступным видом, хотя в глубине души был глубоко уязвлен справедливыми словами пилота.

Он успел ввалиться в каюту как раз вовремя – начался приступ кровавой рвоты, уже четвертый за прошедшую неделю и второй после гибели Ботари. Когда мучения закончились, Майлз подумал: «Пора начинать приводить все в порядок, хватит…» Он рухнул на койку и пролежал без движения шесть часов подряд.

Начался процесс одевания. Правду говорили те, кто провел долгое время в космической изоляции: либо ты поддерживаешь себя и все вокруг на достойном уровне, либо все летит к чертям. За три часа, прошедшие после пробуждения, Майлз совершил такой важный акт, как надевание брюк. Последующий час ему предстояло посвятить натягиванию носков либо бритью – смотря по тому, что легче. Идиотский, прямо-таки мазохистский обычай у них, у барраярцев, – бриться каждый день. Нет чтобы последовать примеру цивилизованных жителей Беты – те замораживают корни волос. Пожалуй, лучше все-таки взяться за носки…

Кто-то позвонил в дверь, но он никак не реагировал на зуммер. Тогда включилась внутренняя связь и раздался голос Элен:

– Майлз, это я, открой.

Он сел так резко, что потемнело в глазах:

– Входи!

Повинуясь ключевому слову, сенсорный замок разблокировал дверь.

Лавируя между кучами тряпья, пустыми продуктовыми упаковками, полуразобранным оборудованием и оружием, Элен добралась наконец до кровати и остановилась, оглядывая комнату и брезгливо морща нос.

– Вот что, – сказала она наконец, – если ты не собираешься ликвидировать эту свалку самостоятельно, возьми хотя бы денщика.

Майлз осмотрелся.

– М-да, над этим стоит подумать. А ведь я привык считать себя очень аккуратным человеком. Все всегда поддерживалось в порядке само собой. Ты не будешь в обиде?

– В обиде на что?

– Если я найму денщика.

– Какая мне разница?

Майлз задумался.

– Вот только кого? Можно Арда. Надо же найти ему какое-нибудь занятие, пока его корабль неисправен…

Она пожала плечами.

– Вроде бы он уже не такой разгильдяй, как раньше, – неуверенно заметил Майлз.

– Угу, – кивнула она, поднимая с пола опрокинутый компьютер и ища глазами, куда бы его пристроить. Однако в каюте имелся лишь один участок, не заваленный вещами или не покрытый толстым слоем пыли.

– Майлз, ты долго собираешься держать здесь гроб? – спросила Элен.

– Какая разница, где он находится? В морге холодно. А он не любил холода.

– Люди начнут думать, что ты свихнулся.

– Пусть думают что хотят. Я дал ему слово: если с ним что-нибудь случится, я похороню его на Барраяре.

Она нервно повела плечами.

– К чему столько хлопот, чтобы исполнить обещание? Он ведь мертв, ему все равно.

– Но я-то жив, – спокойно возразил Майлз. – И мне не все равно.

Она заходила по каюте, спотыкаясь о разбросанные вещи. Упрямое лицо, кулаки сжаты.

– Уже десять дней я веду занятия по рукопашному бою. А ты не был ни на одной тренировке.