Коллектив авторов - V-Wars. Вампирские войны [сборник litres]

Муни встает и идет в пустыню. Ей не нужна подготовка, оружие или вода. Над ней в небе опять убывающая луна в три четверти, как в последнюю охоту. Муни смешно – несомненно, кто-нибудь отметит эту связь и начнет нести всякий вздор о вервольфах, а другой выступит в роли «эксперта» и поправит, что вервольфы выходят только при полной луне. Если от времени вообще что-то зависит, так это бесспорный факт, что при лунном свете охотиться гораздо легче.

А чтобы ее добыча могла ее легко увидеть, она осталась в ярко-желтой крестьянской блузке, которую надела еще утром. Муни, словно пятно неожиданного света в ночи, блестящего при лунном свете, петляет по тропе между мескитовыми деревьями, акацией, кактусами чолла и опунцией. Хрупкие травинки кусают ее лодыжки, но она не издает ни звука, пока пробирается по усыпанной камнями земле, и упорно торит путь через редкий, по колено высотой кустарник. Через три часа ходьбы в юго-западном направлении она наконец находит то, что ей нужно. Она вычисляет их задолго до того, как им показывается.

Три мужских силуэта, темнокожие мексиканцы, которые не имеют права находиться в ее стране. Они нашли достаточно глубокую высохшую лужу, укрытую старыми мескитовыми деревьями, и использовали ее, чтобы скрыть крохотный костер, чтобы согреться от лютого холода пустыни. Муни чует запах кролика, которого они поймали и жарят на вертеле над костром, его окровавленная шкурка небрежно отброшена в сторону для насекомых и хищников. Она приближается, беззвучно и глубоко вздыхает…

Да.

Она бы никогда не смогла этого сделать, даже подумать о том, что делает, если бы не поездка в Нью-Йорк и не тот дар, которым Майкл Фэйн наградил ее в тот день в «Старбаксе». Теперь ее мир абсолютно изменился, изменилась она сама.

Муни чует их запахи, и они приносят с собой воспоминания. Ничего хорошего: побои, боль, насилие, насмешки, смех победителей. Даже теперь она так нелепо спокойна, руководит ею не злоба, а холодный расчет и необходимость. Ей нужно питание, а в данном случае это будет местью. Как удачно. Муни выходит из тени ближайшего мескитового дерева и стоит в лунном свете.

Первый мужчина дергается, увидев ярко-желтый цвет блузки, потом кричит и бежит ей навстречу. Его спутники делают тоже самое – не колеблясь, не думая, не подвергая сомнению присутствие ярко одетой женщины в безлюдной ночной пустыне. Только потому, что она не убегает, они замедляют ход и осторожно окружают ее, как трио койотов, примеривающихся к более крупному зверю, прежде чем напасть. Один держит в руках дубинку, другой – небольшое мачете, у третьего в руках ничего нет. Они тараторят по-испански, но Муни не понимает. Ей известно несколько основных слов по-испански, потому что второй язык у нее – тохоно-оодхам. Однако она понимает общий звук их жестокого веселья. Самый высокий, который без оружия, он из них самый наглый, хватает ее за руку и вдруг застывает в шоке, ее узнав. Что-то в ее лице заставляет его отдернуть руку и перестать смеяться. Ее черные глаза отражают лунный свет и блестят как серебро. Двое других переводят взгляд со своего вожака на нее, потом обратно – они явно ее узнали, и внезапно до них доходит: что-то не так.

– Помните? – шепчет Муни.

Она понятия не имеет, понимают ли они ее слова, но ни их размеры, ни количество, ни оружие ее не волнуют. Она бросается на того, с ножом, хватая второго за руку и предупреждаят удар дубинки. Перекусив кости, словно ветку, Муни вгрызается зубами в плечо. В челюсти ощущается приятная пульсация, и мужчина отшатывается от Муни, роняя грязный нож на землю. Первый мексиканец громко кричит в ночное небо, сотрясая спокойствие пустыни, его дубинка откатилась, когда Муни свернула ему запястье, теперь она дергает его вперед и тоже кусает. Его вой меняется на придушенный звук, и он заваливается на бок, сжимаясь в клубок и дергаясь от колючей травы. Муни инстинктивно чувствует, что им не спастись. Они погибнут, невзирая на то, помогут им или нет. И вдруг она подумала о той женщине, которую встретила месяц назад. Как же она не поняла этого раньше? Надо было убить ее из милосердия, укусить, а не оставлять умирающей в колючей хватке кактуса. Век живи, век учись.

Предводитель троицы не такой наглый, как его попутчики. Он сжимает мачете и пятится, как ему кажется, на безопасное расстояние, привычно держа лезвие. Он переводит взгляд с ее лица на живот, и Муни видит его замешательство, когда он снова отваживается поднять на нее глаза. Неужели он думает о том, как ей удалось с ними справиться в ее-то состоянии? Или еще о чем-то? Она решает его просветить.

– Tu, – говорит она и показывает на него, потом на живот. – Padre.

Выражение его лица веселит ее.

Он неистово трясет головой.

– No. Yo no soy el padre.

Муни просто улыбается и кивает.

И прыгает на него.

Все слишком быстро заканчивается, никакого удовольствия. Так же быстро, как он управляется с мачете. Но здесь оно практически бесполезно, лезвие даже не приближается к ней. От полного разочарования спасает только кормежка, мексиканец крупнее ее жертвы в прошлом месяце, и она голоднее. Она пьет медленно, большими глотками, губы прижаты к артерии под челюстью. Она наслаждается теплом, привкусом и ароматом крови, чувствуя волнение ребенка от сытости, когда живот наполняется и питательные вещества поступают от матери.

Это похоже на оргазм, ведь оно означает не только насыщение, но и месть. Как хорошо, что ребенок питается кровью отца. Закончив обед, она бесцеремонно отбрасывает тело в пыль, его спутники тоже мертвы, потому что яд от укуса послал ее возмездие им в кровь. Муни оставляет тела в красной пыли пустыни, надеясь, что стервятники разорвут их на части, как они и заслуживают.

За ней пришли рано утром в последний день года. Она стоит на ступеньках и наблюдает, как сине-белая полицейская машина шефа Делгадо поворачивает на подъездную дорожку, за ней следуют две зелено-белые машины пограничного патруля: одна – огромный внедорожник, другая – сверхбыстрый «Чарджер», на которых копы ездят сегодня. За ними подъезжают еще несколько машин: два дребезжащих пикапа и три старых грязных седана, она часто видит их на улицах городка. Ей интересно, зачем нужны все эти машины, особенно полицейский внедорожник. Наверное, они думают, что она не поместится на заднем сиденье обычной машины, хотя такие предположения возникли, скорее всего из-за того, как она неважно выглядела в последний день семестра, через день после тройного убийства в пустыне. Муни отметает эту мысль, как только она приходит на ум. И глупо было думать, что кто-то станет о ней заботиться. Не важно, уместны такие мысли или нет, но за две недели многое произошло, и она уже не та Красная луна Лопес, как прежде.