Юрий Никитин - Порвали парус [электронное издание] [litres]

Она сказала жалобно:

– А я люблю работать! Это же так здорово, когда привожу людей из Сибири в райские уголки Цейлона и вижу, как все ликуют!.. Я сама визжу, когда им радостно. Это же так здорово, когда делаешь людям приятно…

– И вот эти пирожные, – сказал я ласково и придвинул к ней ближе блюдце. – Тебе понравятся. Такие же нежные, как и ты. И пугливые…

– Я не пугливая, – уточнила она. – Я боязливая. А так я вообще-то храбрая. Когда не боюсь, конечно… А почему так спешат с этим безусловным доходом?

– Всё ускоряется, – сказал я и ощутил, что за последнее время повторяю этот трюизм очень часто. – Сейчас только камешки сыплются с высокой горы, но уже слышен грохот лавины, что сметет все нынешнее…

Она спросила жалобно:

– И нас?

Я сказал как можно оптимистичнее, но стараясь не слишком кривить душой:

– По мысли наших либералов, где-то восемь миллиардов персональных роботов должны обслуживать абсолютно бесполезных и не приносящих пользу обществу существ. А еще миллиарды неперсональных будут собирать для них экологически чистую энергию с помощью солнечных панелей, строить им бесплатные дома, обеспечивать интернетом и всеми благами цивилизации…

Она посмотрела с вопросом в глазах.

– А что не так?

Я сказал с неловкостью:

– Да как-то это диковато… Гуманисты скажут, что так и должно быть, человек – мерило всего и вообще все для человека, но… мир становится все рациональнее, а люди начинают поступать все… правильнее.

Она долго и старательно пила из своей чашечки, опустошила почти наполовину, наконец подняла голову, на меня взглянули глазки, почти одуревшие от прилива кофеина.

– А что… неправильно? Что люди будут избавлены от труда?

Я кивнул.

– Точно. Господь велел трудиться, не слыхала? А я думал, протестантство выросло из иудаизма. И чем больше и лучше человек трудится, тем угоднее Богу. Потому такие, как Гейтс, Джобс, Брин, Цукерберг нравятся Творцу больше, чем все остальные праведники, вместе взятые. Бездельники просто не нужны обществу, понимаешь?

Она взглянула с настороженностью.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты уже поняла, – сообщил я. – Никто не будет просто так содержать это тупое и вечно недовольное стадо. А раз пользы от него не будет, то…

– Замолчи, – прервала она. – Даже слышать такое не хочу! Это бесчеловечно!

Я сказал с сочувствием:

– Мир все быстрее идет к рациональности. Бухгалтера пришли на место романтиков, а точный расчет вообще сейчас на вершине.

Она отставила чашку и закрыла уши ладонями. Я смотрел с нежностью, как она, плотно зажмурившись, замотала головой.

– Я не слышу тебя, не слышу, не слышу!

Я обнял ее крепко, поцеловал в лоб и, губами сдвинув пальцы с уха, шепнул почти нежно:

– Ребенок… как это здорово, что ты нежный хрупкий ребенок… А то я иногда даже забываю, скотина трансгуманистическая, что мы рождены лишь для того, чтобы беречь вас и защищать… Только для этого изобрели колесо, открыли огонь, создали науку, продвинутый хай-тек, все для вас, самые драгоценные наши существа!

Через час она заснула в моих руках, тихая и послушная, сложившая все трудности жизни на мужчин, что рождены все преодолевать и расчищать дорогу для идущих следом слабых и боязливых.

– Все верно, – прошептал я в ее розовое ушко, – мы любим тебя и заботимся о тебе… И все будет хорошо…

Но сердце, пока еще биологического происхождения, стиснулось будто от приближения сильной боли. Всего этого не будет при Великом Переходе.

Скорее всего Катенька не перейдет в сингулярность, но, даже если перейдет… ее не станет.

Да, я всеми фибрами верю, наступающий мир будет лучше, богаче и прекраснее нашего даже в лучших его проявлениях, но Катеньки не станет, как не станет вообще разделения на мужчин и женщин, как не останется биологии в наших телах и не будет ничего из того, что роднит нас с животным миром.

Я чувствую страх и восторг… но, конечно, практически все остальное человечество испытает только ужас. Потому что сейчас пока смотрит футбол и шоу на огромных домашних экранах.

Утром я смотрел, как она садится в автомобильчик и мчится к распахивающимся воротам, а сердца коснулось смутное чувство потери.

Мозг тут же провел молниеносный анализ и сообщил деловито, что херней маюсь. Атавизм проснулся и вспикнул, потому его надо душить быстро и безжалостно.

Это совсем еще вчера из-за ревности убивали, резали, топили и всячески умерщвляли ее и его, а кто-то и самого себя, самые последовательные убивали изменницу, ее любовника, а потом сами кончали счеты с жизнью.

Более того, любовные истории потрясали мир и перекраивали карту государств, из-за ревности исчезали целые страны и народы, зато другие возвышались, этот бардак длился почти до наших дней, несмотря на увещевание церкви, что жить надо духовными заботами, а не гениталиями.

И только ученые додумались, что лучше всего навстречу любовному пожару пустить встречный пал: то есть разрешить и легализовать все отношения, как свободные между мужчинами и женщинами, так и всякие перверсии, что не перверсии, а как бы норма, только несколько другая норма, ненормальная норма, но в интересах спокойствия общества пусть будет тоже норма, лишь бы не воевали и не дрались.

Но пока мы в этих телах, инстинкты рулят. И хотя никого не пойду убивать за то, что моя женщина с кем-то спит еще, а другая моя совокупляется с разными самцами, а потом приходит, но какой-то крохотный осадок остается даже во мне, человеке разумном, докторе наук, что значит, живу умом!

А из-за свободы секса этот самый секс уже и не такой интересный, нет азарта догнать и вдуть, получается вообще какая-то обязаловка, а кто из мужчин любит повинности?

Мир идет к тому, сказал внутренний голос, что женщины начинают обходиться без мужчин, а мужчины без женщин. И нет надрыва и смертной тоски из-за потери женщины, а всего лишь слабенькая печаль, а то и ее нет у наиболее продвинутых и готовых перейти в мир сингулярности, где привычного нам секса не будет точно.

Аэропорты крупнейших городов Европы и даже далеких Штатов объявили отмену рейсов в Африку. Разгневанные бизнесмены, политики и общественники громко протестовали, справедливо указывая, что вирус объявился только в ЮАР, Намибии, Ботсване, Зимбабве и Мозамбике, ну еще проник в Анголу, Замбию и Танзанию, но от них до Египта, Туниса, Алжира и прочих стран северной части Африки такое же точно расстояние, как от Аляски до Флориды.

Мы собрались в кабинете Мещерского, Бондаренко и Кремнев замерли у стены с большим экраном и, запрокинув головы, отслеживают на нем быстро передвигающиеся цветные точки, а Мещерский поднялся мне навстречу и протянул руку.