Виктор Точинов - Метро 2035: Защита Ковача [litres]

Она шагала от управы, не видя, куда идет, глаза были полны слез.

– Постой-ка, – окликнул сзади мужской голос.

Марьяша обернулась, смахнула с глаз мутную пелену и узнала хранителя Выру. Пьяным он совсем не казался, как и не пил только что стопку за стопкой.

Этому-то что надо? Не может дождаться вечера и баньки?..

– Вы ведь с сестрой Пахомовы дочки? – спросил Выра так, будто действительно не знал или позабыл.

А ведь когда-то водил дружбу с отцом, и они вместе ходили в Город за добычей, и не то отец там будущего хранителя спас, не то просто чем-то выручил… в общем, иногда говорил по пьяни, подробностей не раскрывая, что числится за Вырой должок, и пусть пока числится, процентом обрастает.

– Ты вот что знай, – сказал Выра, понизив голос и опасливо оглянувшись на окна управы, – за кровососа пленного его начальники уже сполна заплатили… Отпустим мы его или нет, дело второе, но они доплачивать больше не будут, и отпускать на обмен никого не будут, так и сказали.

– Водка? – догадалась Марьяша.

Никогда не появлялся этот продукт в Затопье в таких количествах и не тратился так легко и беззаботно. Берегли, ценили.

– И она тоже… Но ты мне вопросов лучше не задавай. Ты просто знай… И Пахому передай, что должок мой закрыт.

– Да тебя там никак сивухой напоили? – спросил Дрын, потянув носом воздух. – Чудеса… А нам вот чуть плетюганов не прописали.

– Сивухой не поили, – сказала Марьяша чистую правду. – Как ты давеча сказал-то? Говно у нас, а не власть? Ошибся маленько.

– Да ладно…

– Ошибся, ошибся… От говна даже польза бывает, от него картоха лучше растет. А эти хуже, мне кажется. В общем, собирайтесь. Через час выступаем. Что брать с собой, сами знаете.

Все пятеро уставились на нее изумленно.

– К Базе пойдем, – продолжала Марьяша. – Всемером, Бобу тоже возьмем. Главная я. А кто не будет меня слушаться, тому Боба оторвет яйца. Это не шутка, кстати.

Парни переглянулись, не узнавая привычную им Марьяшу, мирную, милую и домашнюю. Она сама сейчас себя не узнавала. А рецепт преображения прост, проще пирогов с толченым горохом: берем зрелище жестокой казни, добавляем попытку изнасилования (жесткую, с разбитым в кровь лицом, с распухшими от ударов губами и шатающимся зубом), смешиваем, разбалтываем, варим час на медленном огне застолья в управе, вливаем три стопки водки, а соль, перец, специи и хватание за грудь добавляем по вкусу… Ах да, еще один непременный ингредиент – подходящие гены, без них блюдо может не получиться, как ни старайся. Но у дочери Пахома-отморозка и сестры не менее отмороженной Лизки с этим был полный порядок.

– Братцы… – протянул шестипалый Жуга с явной ноткой восхищения. – Никак наша Лиза вернулась, а?

– Меня зовут Марьяна, не путай, пожалуйста. Первое тебе предупреждение.

– А сколько их всего бывает? – уточнил Дрын. – В смысле, предупреждений?

– Не скажу. Как без яиц останешься, так и поймешь, что предупреждения закончились.

Несмотря на столь мрачные жизненные перспективы, грозящие ему и приятелям, Жуга прямо-таки расцвел в улыбке.

Она очнулась.

Мозг включился мгновенно, Лиза вспомнила все, происходившее до отключки, – и поняла, где находится. В плену у гадов-кровососов, где же еще.

Не шевельнулась и не открыла глаза, ничем не выдавала, что пришла в себя. Пыталась лишь на слух и отчасти на запах определить, где конкретно она оклемалась и есть ли рядом кто-нибудь из врагов. Слух у Лизы был очень чуткий, обоняние тоже не подкачало.

Похоже, она не в броневике, рядом с которым ее вырубили. Слишком тихо, никакое движение не ощущается, – но это ладно, броневик и стоять может с заглушенным двигателем, но нет запахов нагретого металла, и сгоревшего пороха, и выхлопных газов… В общем, ничего она не учуяла из того, чем пахнут кровососовские бронированные колымаги.

Скорее всего, за время беспамятства ее успели привезти на Базу.

А никого из гадов рядом нет… Или же притаился особо хитрый кровосос, умеющий по несколько минут не шевелиться и даже не дышать. Решив, что таких не существует, Лиза медленно, избегая светового удара, открыла глаза, – что на нее направлен поток достаточного яркого света, ощущалось даже сквозь сомкнутые веки.

Она лежала на спине и первым делом увидела громадный осветительный прибор, нависший прямо над ней и похожий на несколько соединенных в единый блок прожекторов. Включить такую бандуру на полную мощность, так небось не только ослепит, но и натурально поджарит лежащую внизу, но эта оказалась выключенной. Свет шел от более умеренного источника, остающегося вне поля зрения. Примерно оттуда же доносилось еле слышное гудение. Возможно, издавал его светильник, возможно, какой-то другой прибор.

Попытка оглядеться по сторонам принесла неприятное открытие: шевельнуться Лиза не смогла. Повернула голову совсем чуть, – и в шею тотчас же что-то вдавилось, не позволило завершить движение. Похожая история происходила с руками и ногами и даже с талией: пока лежала спокойно, путы вообще не ощущались. Но при малейшей попытке шевельнуть конечностью выяснялось, что та надежно зафиксирована.

Так что толком осмотреться не удалось. Кроме здоровенного светильника, Лиза видела только участки потолка рядом с ним и кусочек стены, вовсе уж крохотный. Стена была выложена плитками кафеля. Такими же плитками выложены стены больнички в Затопье, только кафель там старый, растрескавшийся, часть плиток повыпадала, – а здесь новенький и сверкающий. Кстати, там, в их больничке, и стол для операций был, очень похожий на этот, – с сыромятными ремнями для привязывания больных. Без них порой никак: если, например, человеку упадет на ногу дерево, раздавит кости, так пострадавшего надо хорошенько закрепить, прежде чем ему ногу отпиливать…

Но все же Лиза не думала, что она в здешней больничке. Что там делать ей, здоровой? И зачем лечить пленников, которым так и так подыхать?

Нет, попала она в место куда более страшное, откуда не возвращаются, но зловещие слухи все-таки как-то просачиваются… Здесь кровососы живых людей потрошат да опыты над ними ставят, чтобы потом других губить сподручнее было. А кафель больничный… так с кафеля в любом разе кровь отмывать удобно, лечишь ты людей рядом с ним или калечишь, без разницы.

И, похоже, ее тут не просто заживо распотрошат… Вернее, не сразу. Очень не понравилась Лизе поза, в какой она лежала. Стол напоминал тот, из их больнички, лишь отчасти. Здешний был короче, а на дальнем от головы конце имел две подпорки, – изогнув шею с риском себя удавить, она сумела их разглядеть. К подпоркам крепились ноги Лизы, каждая в двух местах: лодыжки и колени притягивали не сыромятные ремни, но что-то не менее крепкое, не порвать и не растянуть, как ни напрягай мышцы.