Степан Кирнос - День гнева

— Маритон, иди скорее к нам! — слышится голос сзади, со стороны палатки, но в шторме эмпирического буйства, вознёсшим душу парня к живости, они обратились в практический неслышимый набор звуков, который чувствуется на уровне приглушенного пения, будто бы это слова говорятся человеку во сне накануне утра.

— Маритон, проклятье! — это уже другой голос и он полон извечного недовольства. — Тащи себя в палатку! Ей Богу, воспаление подхватишь!

Мужчина оборачивается и устремляет усталый взор назад, рассматривая, что там, ещё раз. Зелёная палатка, довольно высоких размеров, раскинулась на серой, лишённой жизни земле, которая под дождём стала обращаться в грязь и вскоре станет месивом. Укрытие из тёмно-травянистого брезента стоит на фоне извращённых, скрюченных и изуродованных кусков сухой древесины, растущей из мёртвой земли… раньше это был красивый, пышущий жизнью лес, а теперь лабиринт ужасов. Края и стены четырёхугольной, вытянутой палатки, стали дёргаться и волноваться под напором лёгкого ветра, который с каждым мгновением усиливается.

Нога Маритона ступила на вбитые в структуру блиндажа деревяшки и под напором веса она едва не отломилась. Мужчина сделал прыжок и приземлился в притоптанную землю, оказавшись спиной к входу в военное полевое сооружение, пошёл вперёд, в палатку.

Отвернув кусок брезента, укрывшего плотно вход, он увидел тех, кто тут собрался, и губы только хотели стремглав выдать улыбку, но внутреннее состояние ударило по ним тяжёлым молотом и лицо осталось таким же хмурым и мрачным. Хотя кого тут только нет, чьё бы появление ещё пару днями ранее могло вызвать положительную эмоцию на лике. Тут и Хакон, в серой шинели, сидит распивая бутылку старого эля, и Флорентин в чёрной священническом облачении — строгий костюм с белым воротом, и сам Конвунгар Чжоу, сменивший невзрачные серые одежды на тёмно-синий камзол в стиле так века восемнадцатого, с сапогами до колен и чёрными штанами.

Всех их Маритон до глубины души рад видеть, но не может этого никак выразить — слишком тяжко на душе и даже мерзко. Не проронив ни единого слова, он садиться с ними за круглый стул, пододвинув к себе раскладной пластиковый стул со спинкой, малинового цвета.

— Что-то больно хмурый, — буркнул Хакон, отпивая из железной кружки. — Как небо на море перед штормом. Что случилось-то?

В ответ Маритон лишь отмахнулся рукой от слов товарища, как от надоедливого роя насекомых, кружащих возле его лица.

— Я тебе не муха навозная, чтобы от меня отмахивались! — возмутился седовласый мужчина и опрокинул горлышко литровой прозрачной бутылки в кружку, давая зажурчать пенящейся жидкости. — На-ко, выпей. Станут лучше, — мужчина протянул кружку с элем и Маритон её взял.

По горлу побежало лёгкое тепло, едва рассеявшее мрак печалей, тысячи скорбями его окутавших. Ещё один глоток и всё такое же тепло вновь бежит по его горлу в желудок, всё сильнее отгоняя пленившие дух горечи.

— Конвунгар, — наконец-то заговорил Маритон, жестикулируя при каждом слове левой рукой. — Как обстоят дела с войной?

— Практически всё закончилось, — тихо ответил командир, распустивший длинные волосы. — Для Информократии. Теперь её нет.

— А поподробнее?

— Перед ликвидацией Апостолов нас теснили со всех сторон. Интеллектуальная бюрократия и полководцы Информократии ввели новые войска в столицу, наплевав на множественные бунты по всей стране. Да, кстати о бунтах. Когда твой друг-священник с моей командой смог пустить информацию по сети о преступлениях власти, практически вся страна утонула в стихийных мятежах и акциях сепаратизма…

— А что сталось с тем отрядом? — прервал Флорентин Конвунгара, чего тот не заметил или не захотел и священник послал ещё один вопрос. — Кто-то выжил?

— Почти все погибли, — выдал Конвунгар, с каменным лицом, отразившим внутреннюю душевную боль. — Во время контратаки по западному направлению большая часть оказалась в мешке, а затем то место накрыла авиация врага.

Маритон смог увидеть ширящуюся печаль во Флорентине и Конвунгаре. Сам он не видел этих людей, но завидев скорбь в глазах друга, понял что это были не самые плохие люди и за каждым стоит своя тяжёлая и долинная история, а может они пожертвовали собой и счастьем в доме, что бы стана и миллионы людей смогли надеяться на лучшую жизнь… если таковая возможно.

— Жалко их, — выдавил Антинори, зажав переносицу. — Очень жалко, что они погибли… прими Господь их души у себя во Царствии.

— На, держи, — Хакон протянул стакан, полный плескающегося эля. — Помянем их.

Флорентин не стал противиться, несмотря на строгие церковные правила. Он так же взял стакан и отпил прохладного напитка, ощутив, как скорби медленно отходят на задний план с необычайным приливом тепла.

— Так вот, — продолжил рассказ Конвунгар. — К концу дня положение только ухудшилось — нас практически оттеснили в «Старую Флоренцию», и пытались выбить с главной дороги… ещё немного и день кровавый был бы напрасен. Нам улыбнулась удача только после смерти Аурэляна. Тогда вся система власти неожиданно рухнула и нам ничего не оставалось как брать пленных и захватывать города.

— И какова цена победы? — сурово отчеканил Маритон. — Сколько нам пришлось заплатить ради куска земли?

— Практически всё, — потеряно ответил Конвунгар. — От моей «Орды» в лучшем случае пятнадцать процентов боеспособны. Полк утратил девяносто пять процентов от своей численности, а личный отряд Аурона ушёл на тот свет вместе с ним. Что касается вассальных формирований, то они практически уничтожены.

— Дорого нам обошлись руины, — печально констатировал Маритон. — Ладно, чем сейчас живёт Информократия? Что от неё осталось и что будет дальше? Какое социальное творение вы возведёте на развалинах системы?

— Всё сейчас в воле Господа и Канцлера. Однозначно, этот край войдёт в лоно Империи и станет её регионом. Все храмы лживого информационного божества будут разрушены…

— А вместо них будут сиять во славу веры храмы единого Бога, — прервал вдруг Флорентин Конвунгара. — Инфо-философия объявлена ересью, и все её последователи будут покараны инквизицией… костры уже начинают разжигаться.

— Да, — продолжил «Крестоносец». — На руинах Информократии уже началось строительство будущего Рейха. Ныне объявлена война всем ересям в этом краю. Оставшиеся политические организации, ставшие наследниками идей Инфо-философии, будут уничтожены за неподчинение идеям Рейха.

Маритон отпил из кружки, прикончив эль. Он видит перспективу грядущей эпохи. Её видели и многие философы и мудрецы темнейших веков мира, говоря, что холодная вуаль тьмы отпрянет назад, раздоры и ссоры прекратятся, и период великой ночи окончится. Но на его место тьме придёт свет, и гибельный холод уступит место выжигающему всё теплу.