Степан Кирнос - День гнева

— Как интересно, — чуть недовольно вымолвил Маритон и мысленно продолжил. — «Рейх, пытаясь уничтожить новый Вавилон, пытаясь выйти из новых тёмных веков, построит страну особого морального режима. Остаётся надеяться, что это будет не тюрьма народов».

— Похоже, тебе не нравятся эти нововведения, мальчик, — надменно заговорил вполголоса другой мужчина. — А ты знаешь, что раньше тут было?

— Нет.

— Раньше, в этом самом кафе, где сейчас разливают хорошее вино, находился «революционный коммунистический отдел предоставления удовольствия».

— Ох, а проще.

— Иначе говоря, коммуняки, тут позволяли людям упиваться копеечным метиловым спиртом в доску, и вдогонку накачивали наркотой. Когда экономика города откинулась, и он развалился на два куска, та, что по коммунистечнее решила, что если население будет довольствоваться лишь низшей похотью и желанием обдолбиться, то управлять им будет легче, как стадом скотины. Да и восстание оно не подняло бы.

— Так к чему это?

— Комитет, — ввязался в разговор Флорентин. — Вместе с Императором решили, что каждый город, входящий в Рейх будет повиноваться правилам морали, чтобы народ не стал подобен зверям. Пойми, Империя желает просветить население, избавив от потакания животным инстинктам.

— И сократить ту часть, которая не хочет этого.

— Они сами противятся. Кусают ту руку, которая решилась поднять из пепла этот чёртов мир, и восстановить его из руины, — недовольный и суровый голос седого мужчины показался Маритону не проявлением злобного характера, а результатом неспокойной жизни.

— Хакон, слишком тотально.

— Знаешь, я ещё в бытность свою обычным наёмником воевал на юге. Среди гнилых трущоб, полуразрушенных городов и утопая по колено в крови и дерьме мы сражались против кошмаров, выведенных ручными учёными гнилого богатого люда. Затем под знамёнами Империи, под командованием Джузеппе Проксима я сражался в захолустьях и видел, людей похожих на живых мертвецов. А в Риме мы познали ад. Там я попрощался со многими собратьями по оружию. Сам Первоначальный Крестоносец об этом сказал так — «Огромный город, который умирал под тяжестью собственного разложения, встретил нас жалким сопротивлением червей, которые его сжирали».

— И что же после Рима?

— А после него, когда от моей роты осталось всего ничего, я присоединился к вспомогательному отделению «Серых Знамён» при полку «Коготь Орла». Знаешь, когда мы сюда пришли, граф южной части города увидел в нас надежду и присоединился без боя. Не суть важно. К чему же я сейчас вывалил на тебя комок этих воспоминаний, спросишь ты. Я хочу, чтобы ты понял — под дланью Империи Рейх будет всё больше городов, но она несёт свет прогресса. И в составе Рейха каждый город, каждый человек должен будет соблюдать правила морали, чтобы не впасть в дикарства. Это и есть прогресс.

«Прогресса… обычно после тёмных веков идёт средневековье, а это прогрессом не пахнет» — иронизирует Маритон, не говоря этого.

— Ладно, я вас понял, единая Империя — благо для всех. Скажи Флорентин, как ты? Куда устроился на работу?

— На церковной службе при Монастыре Крестового Похода. Иначе говоря, я рядовой капеллан в войсках полка, который занял Этронто, — гордо заявил священник, сложив руки на груди.

— Не удивлён, Флорентин. Ты же входишь в Католический Комитет Духовности?

— Естественно. Под его властью все духовно-моральные структуры.

— У тебя там будет великое будущее, наверняка.

— А ты, Маритон, куда ты собираешься?

— Вот об этом я и хотел поговорить, — и, повернувшись к Хакону, блеснув взглядом неживого ока, мужчина утвердительным голосом заговорил. — Скажите, господин сержант, как обстоят мои дела?

Хакон изрядно нахмурился. Он стал что-то судорожно искать по всей шинели, перебирая её руками и залезая во все карманы, но так ничего не достав, кладёт руки на столе так, что опустошённый бокал оказывается средь них и говорит.

— Прости парень, я ничего не смог поделать.

— Вы о чём? — спросил Антинори.

— Твой друг собрался на войну с Информакратией. Я не знаю деталей, — Хакон едва пригнулся и шёпотом заговорил. — Но слышал, что начнётся она скоро и Канцлер собирается задействовать все возможные ресурсы.

— И как, Хакон, почему не получилось?

— Проклятье, я забыл постановление. Теперь всё делается официально, и использование связей пресекается «надзорной военной службой». Иначе говоря, тебе нужно становиться на учёт и проходить полноценное обследование, чтобы попасть в хорошие войска. В обычную пехоту тебе не нужно… поверь, не нужно.

— И что же мне делать?

— Идти в департамент по набору граждан на военную службу полка «Коготь Орла» и проходить все круги медико-бюрократического ада, — холодно пояснил Хакон.

— Зараза, — расстроенно бросил Маритон, опечалившись, ибо его желание, принести возмездие Информакратии висит на волоске.

Увидев печаль знакомого, с которым пришлось пройти через многое, Антинори смилосердился:

— Маритон, при Комитете формируется особое подразделение. Верховный Отец и Канцлер его решили назвать Корпус Веры. Он набирает двадцать тысяч самых сильных и духовно устойчивых людей, дабы они смогли нести волю Господа, быть миссионерами там, где не можем мы и выжигать всякую ересь, противную Ему и посланнику Его на земле, — в этот момент лик Флорентина чуть исказился от лёгкой неприязни, но игра тусклого томного света скрыла эмоцию. — Если ты так хочешь отомстить, утолить жажду мести, хоть я это не одобряю, ты можешь подать документы туда. Сможешь пройти по упрощённому обследованию.

— Хорошо, спасибо, — Чуть тяжело изрёк Маритон, поднялся со стула и прежде чем покинуть заведение, вопросил. — Хакон, а кто они были… служительницы дома равного удовлетворения?

— Это? — негодующи, переспросил Хакон. — Откуда ты о них узнал?

— На улице услышал. Говори уже.

— Я читал об этом в отчётах и книгах. Самых красивых девушек, когда возраст пробил шестнадцать лет, выбирали, чтобы они ублажали… похоть коммунистических вождей Этронто. Жёны и мужья были признаны общими, а лидеры коммуняк желали пользоваться только самым красивым м здоровым «товаром». — Спустя трёхсекундную паузу, Хакон перешёл на политику. — Теперь ты понимаешь, что попасть в лоно Империи, намного лучше, чем оставаться в безумном потакании разнузданности и сумасшествию вообще?

— Возможно.

— Нет, сынок, — улыбнулся худыми иссушенными обагрёнными вином губами пожилой мужчина. — Ты понимаешь это так же чётко, как ясный день. Думаю, ты пока просто не можешь принять некоторых реалий, но подожди, ласковая рука Империи Рейх изменит до конца твоё мнение… она всех меняет.