Степан Кирнос - День гнева

Все слышат иерарха, но никто не желает ему помочь, а тем временем Хельга, проверила время и увидела, что штурм здания начался минутами раньше и их задача заговорить «Апостола» как можно дольше.

— Хорошо, — сдержанно отвесил «Апостол» и выпрямился, в ту же секунду блеснув вплетением множества неоновых нитей в своём наряде, — и что же ты хочешь оспорить в моём сакральном учении о «Боге Информации и благостях его»? — разразился вопросом владыка. — Его истинность?

— Разве можно считать истинно благим учением, то, что ввергает в нищету и рабство миллионы людей, а? — по наивному и обыденному произнёс Флорентин, настраиваясь на беседу.

— А как ещё нам поступать во времена острой необходимости, ибо сама Макшина указала путь нам? Скажите нам, как же должны сделать, угодное Машине, если на другой стороне великого прогресса нас ждут пасти всеобщего кризиса? Мы сделали то, что должны и это во имя мира и стабильности.

— А кто от вас требовал такого? Вы могли отвергнуть идей лживой Инфо-философии и не обращать людей в стадо рабов, которыми правите, как собственностью.

— Так требовала Макшина, так мы и поступили, или же вы не согласны, что по воле Его, руководствуясь информационной благодатью, мы построили развитое общество, — посох главы Информократии устремляется ярким лучом золота в сторону величественных зданий колоссального мегалополиса, что стоит за пределами «Старой Флоренции». — Скажите нам, разве те жертвы не позволили нам построить величественные города и цивилизацию, достойную того, чтобы сотрясти небеса? Может, вы не согласны с тем, что наиболее просвещённые в интеллектуальном плане, самые умные и одарённые правят всем великолепием и блеском, что мы возвели посреди мировой пустыни? Те жертвы — фундамент развитого общества и их кровью мы создали великое творение под названием Информократия.

— Конечно, — наигранно соглашается Флорентин, скрестив руки на груди. — Вы построили хорошие города, вы дали работу миллионам и создали цивилизацию, чьё понимание за гранью информационного мира. Власть информации, и её процессов, — вот столп вашего строя, но стоит ли он того? — Антинори резко устремляет посох и укоризненно тычет им в «Апостола», смешав речь с грубостью и сдерживаемой злобой. — Скажите доброму люду, который сейчас на положении рабов, стоит ли оно того, — те немногие програманне, что попрятались по углам, навострили уши и чуть подались из укрытий. — Скажите, а вся эфемерная помпезность стоила моря крови и океанов слёз, которые вы пролили ради гнилой философии? Люди Информократии! — прокричал в вихре праведного пыла священник. — Ответьте себе, что вы получили, когда у вас забрали… свободу?! Фантики от идеи? Братья и сёстры, у вас, под предлогом «стабильности» и «безопасности» отобрали не просто свободу, а изъяли саму человеческую сущность! Получили ли вы хоть что-то из обещанного? Может, вы купаетесь в роскоши или богатстве? Скажите, разве человек не имеет права просто любить тех, кто рядом, а за сами добрые чувства должен быть побит?

— А-а-а-а, ваша гнилая любовь! — прошипел иерарх. — Те психические проблемы, которые несли за собой тёплые чувства, требовали того, чтобы быть устранёнными вместе с институтом семьи, ибо так решались десятки вопросов социального взаимодействия. Такова системная необходимость и по благословению Макшины мы исполнили сей, — «Апостол» обхватывает золотистый металл всеми четырьмя руками, ощущая хлад металла, что приятной волной побежал по его сенсорным датчикам. — Вы, христианин, думаю, согласитесь, что измены это грех, — и, не дожидаясь ответа сам договорил. — Да, в вашем христианском понимании это так. Так вот, благодаря нам больше нет измен… нет сор в семьях, нет разводов, нет недопонимания. Мы покончили с рядом… проблем, ликвидировав институт.

— Но и убили человека в человеке, — хладно отчеканил Флорентин, выставив посох перед собой, со звоном цокнув по стекло-плитке. — Ибо чего стоит человек в одиночестве, если нет того, кто бы его поддержал? Лишив людей семей, самой возможности их иметь, вы заставили народ мучиться от невыносимых душевных терзаний друг по другу, — Флорентин поднял левую руку и обвёл полукругом ею народ, спрятавшийся в укрытиях. — Люди, одумайтесь! Вы можете обманывать хозяев, которым бьёте поклон, но не обманывайте себя! Большинство из вас ощущала «несанкционированные» чувства и тем более, вам же нравилось, когда на вашу нужду в любви вам отвечали душевным теплом.

— Ложь! — надорвав механические связки, прорычал «Апостол», одарив исступлённым взором диодовых очей иерарха. — Ты лжёшь, так как, дав в руки труд програманнам, много работы, мы избавили их от необходимости тратить время на всякую бредятину, вроде семей и отношений.

— Ха, — усмехнулся Флорентин. — Вы, господин «Апостол», не можете отрицать очевидное, но ваша Инфо-философия привела к разрушению человека. Вы не можете отрицать этого, но всё больше людей отвергают основы вашего учения. Да и к тому же, дав им труд в руки, вы миллионы людей обрекли на медленную погибель от психической перегрузки… от чувств. Да и пичкая их антидепрессантами, вы только усугубили ситуацию, господин Апостол, — язвительно заключил Флорентин, лукаво улыбнувшись. — Не уж, то ваша… философия в людях видит только производственный материал, который нужно как можно быстрее отработать? Вот как вы относитесь к тем, кто вам доверился?

— Эту цену ради стабильности и мира мы готовы заплатить, так требует Макшина, — с жутким отсутствием жизни ответил механизм, которого по недоразумению ещё называют человеком. — То был самый действенный вариант разрешения проблем, и мы его выбрали. Суровые времена требуют суровых мер, а кризисные самого жесточайшего разрешения острых вопросов, чтобы не доводить до эскалации.

— Вы хоть себя слышите? — на лице священника проступила гримаса шока и удивления, вперемешку с ярым возмущением. — Вы уже не видите людей! Вы только способны осознать «производственную необходимость», а на народ вам плевать!

— Коли же нам плевать, — выдохнул с механическим шипением через алую маску «Апостол», — не дали бы народу труд, чтобы он мог себя занять и привести цивилизацию к победам и великим свершениям, что не каждому из былых эпох не под силу.

— Труд?! — возмутился Флорентин. — Разве можно назвать трудом каторжные работы на заводах? — Флорентин указал крючком посоха куда-то в сторону развалин старого города. — Может вы обоснуете чем-то из своей Инфо-философии почему там вкалывают лоботомированные рабы… как и по всей стране. Может, вы ответите, почему люди, которые «недостаточно интеллектуальны», — раздражённо произнёс Антинори. — Должны жить на положении рабов или только умеете дурманить народ, который под дулами орудий и готов вас жадно слушать, чтобы сохранить жизнь?