Степан Кирнос - День гнева

Его солдаты, ведущие бой на самом последнем ярусе, в шоке от такого эпического и феерического появления их командира — они не ожидали, что Крестоносец явится в огне и пламени, разметав вражеские ряды. Солдаты с безжизненным видом лица — противогазы да капюшоны, отстреливаются от напирающих орд солдат и дронов Информократии. Позади них прекрасного вида здание — высочайший шпиль, сияющий сотнями оттенками ядовито-синего с подсветкой, а вход в него представлен довольно огромной лестницей и двором, прикрытым рядом прозрачных колонн, за которым прячется вход — массивные ворота, облицованные латунью.

Пулемётная очередь скосила наступающих дронов противника, вспоров им металлические груди, а остальной отряд был разбит стремительным нападением Аурона, который клинком и кулаком искромсал воинов из стали и проводов. Прячущиеся за мешками с песком, за каменными перегородками и статуями и искусственными укреплениями из металла, солдаты Рейха продолжают одерживать Киберариев и прочую нечисть, что не сгорела в жутком пламенном шторме. Прямо посреди их лагеря реет воздвигнутое знамя Рейха, которое поставлено, чтобы утвердить, чья это земля теперь — двуглавый чёрный, как темнейшая ночь, орёл на багровом, как яркая живая кровь, полотнище, колыхается на ветру и одним видом грозной чёрной птицы внушает в сердца воинов уверенность и храбрость.

Аурон пронёсся подобно косе смерти, выкашивая каждого противника, что попадётся ему на пути, не жалея никого. Его длинный меч только и сверкает в тусклом свете и отражая лики пламени. Окружившие отряд войска попятились назад, не в силах совладать с напором Крестоносца, ибо их оружие оказалось ничем перед напором и верой Аурона. Отступающих солдат противника спешат проводить очереди из автоматов и пулемётов, плазменных винтовок и энергетических ружей, что яркими лучами и светоносными вспышками разрезают само пространство, озаряя неестественным потусторонним сиянием истерзанное поле боя, неся страшную смерть жертвам.

Интенсивность битвы спадает и противник отходит, чтобы перегруппироваться и снова хлынуть в битву и вцепиться клыками бессильной злобы в бойцов Рейха. Меч Крестоносца опущен к плитке, которая залита кровью и покрыта странным маслом, образуя липкое покрытие. Через мерцание визоров на исцарапанном и обожжённом шлеме невозможно увидеть печали и скорби, поселившихся в серебряных глазах, которые с тяжестью смотрят на поле боя. Могучая фигура с механическим скрипом оборачивается в сторону подчинённых солдат, с опаской и восхищением посматривающих на него. Грузный человек, лязгая сапогом по плитке на площади зашагал к своим и, минуя первые ряды витиеватых укреплений он прошёл в самый центр обороны, где объединились все диверсионные группы и отряд Аурона.

— Господин, — звучит обращение, полное покорности. — Нужно было ли?

Вопрос прозвучал посреди самых приближённых соратников Аурона и он каждого одарил взглядом безжизненных визоров, но каждый понимает, что за ними таится взоров, наполненный до краёв бессердечием и тяжестью, решимостью нести правосудие Императора. Они находятся в небольшом искусственном амфитеатре, глубиной два метра, в котором и расположился основной пункт командования всей операции, который некогда был центром обороны двора Шпиля, но молниеносным нападением горстки бойцов вражьи силы были выбиты и отброшены.

— Господин, — снова один из бойцов молвит слово обращения. — Зачем вы покинули наш строй? Зачем вы ринулись в пекло войны?

В ответ Аурон лишь вынимает детонатор, блеснувший крошечной коробочкой в его руках, и жмёт рычаг. Где-то вдали раздаётся звучание ревущего взрыва и стона камня с металлом, а затем до амфитеатра доносится звук хруста стекло-плитки, на которую пришлось несколько тон строительных материалов.

— Проклятье! — закричала рация у плеча солдата, спросившего Аурона. — Два здания только что обрушились прямиком на головы врага. Как слышите?

— Слышу вас хорошо, — отвечает ему боец, не видящий зловещей ухмылки на губах Аурона, и тут же снова обращает к нему вопрос. — Зачем? Там же могли быть люди?

— Воин, — загромыхали динамки шлема, разнося рычащий голос по всему амфитеатру. — Мы действуем в условиях острой необходимости, а значит любой метод, принятый нами полезен, да и как ты знаешь, армия живёт одной только необходимостью. Те люди не более чем жертва на алтаре нашей победы, чьи жизни были отданы, чтобы смутить и рассеять войско противника.

Несмотря на уважение к командиру, солдаты его боятся и местами презирают. Его былая сущность безжалостного наёмника, которая не знает ничего кроме необходимости и исполнения её, постоянно даёт о себе знать. Душа Крестоносца, выкованная на улицах нищих городов, закалённая в безжалостном наёмничьем разбое и перекованная идеалами Рейха и Канцлера, слишком очерствела и груба, чтобы чувствовать во время войны какое-либо сожаление. Весь его героизм, пылкая вера и жажда справедливости удивительно перемежаются с хладнокровием и редкой жесткостью. Даже сейчас он видит не горы погребённых под обломками мирных людей, а метод уничтожения врага и способ остановить контратаку противника.

— Солдаты, — уже мягче взвывает к подчинённым Аурон. — Мы воители Рейха и самого Господа, а посему, всякая нами пущенная кровь это шаг к торжеству победы над нечестивым противником, а поэтому не бойтесь кровавой битвы и жертв, которых вы несёте, ибо они будут прощены.

И думая, что он подбодрил солдат, Аурон направился к своему заместителю, скрипя бронёй, которого от остальных солдат отличает только красная лента, повязанная на руке у плеча.

— Анджей, — воззвал к солдату мужчина. — Что ты можешь сказать об обстановке? Что нас ждёт?

— Господин Первоначальный Крестоносец, нас окружают. Мы выбили отсюда врага, да, но он контратакует и мы отбили вот уже три атаки. Пока что нам пришлось биться против обычных солдат, дронов и с малым количеством Киберариев, но боюсь, что враг хочет подтянуть технику.

— Сколько личного состава?

— Девяносто процентов до сих пор в строю, а остальные десять выведены из боя тяжёлыми ранениями. Если враг пустит в бой тяжёлую технику, будет тяжко.

— Но не невозможно, — тяжелым, как чугун, голосом вымолвил Аурон. — Нам нельзя отступать, ибо за нами Рейх и его победа. Если не сможем мы — никто не сможет, ибо с этой миссией совладать только нам одним возможно.

— Враг наступает! — кричит кто-то из солдат.

Аурон, взяв новые гранаты, снова направляется к полю боя, с одной целью — воевать. Его тяжёлая, массивная фигура внушает чувство уверенности и храбрости от того, что сам великий Крестоносец в священной боне срежется рядом с ним. Средь руин и укрытий к бою готовятся оставшиеся выжившие девяносто бойцов, а впереди шириться вражьи орды — сотни обычных солдат и дронов, зализав раны идут в новое наступление, под богопротивные распевы поганых гимнов Информократии, доносящихся изо ртов инфо-священников, идущих впереди. Серое и хмурое небо, похожее на олицетворение всех печалей и скорбей, отливающее бетонной безликостью, разразилось дождём. Капли воды забили барабанной дробью по доспеху Аурона, а юбка с изображением белоснежного креста затрепеталась подобно боевому знамени.