Никита Калинин - Ловчие

Странно, но при всём она ни словом не обмолвилась о Гере… Пробудившийся Исток, казалось бы, такого всякий род захочет видеть в своих рядах. Настолько была поглощена этой своей идеей о Проводнике и проклятии моего рода?.. Сути которого, кстати, я так до конца и не понял. А расспрашивать фанатичку, пусть и вроде бы доброжелательно настроенную — от греха подальше. Да и было ощущение, что она сама здорово блуждает впотьмах догадок.

Одно точно: проклятье связано с пустотами и имеет не только отрицательные стороны. Плюс — кровь рода Велес обращает вспять преображения. Минус — моё внимание усиливает выброс. Фифти-фифти, как сказал бы Дениска…

О последнем не хотелось думать. При мысли, что в чудовищном количестве погибших есть моя вина, становилось тошно. Ещё какое-то пророчество, чтоб его. Страшное время, войны, смута. Нахер! Чушь всё это. В подобного толка вещах всегда правды пополам с вымыслом, если не меньше.

И… если уж проклятье рода, а не меня лично, то дед не мог не знать о нём. Вот тебе и… Юрьев день.

Насколько я мог судить, за нами не следили. Мы дважды перестраховались, сменив машины такси, войдя и выйдя в разные двери торговых центров. Осторожность не бывает лишней. Слово словом, а приводить вотчинников, пусть и вроде как лояльных, в родовое гнездо опасно. С другой стороны, захоти Натали вычислить нас, сделает это на раз-два. По тем же паспортам, что отметились в кассе.

— Приятного пути, — зашипел динамик, и в выдвижном лотке показались четыре билета.

— Пошли, — я прошёл мимо топчущейся парочки, и те поплелись следом.

Я понятия не имел, как отреагирует дед на этих двоих. Но бросить их, оставить наедине с новой реальностью, где каждый может отрастить до полу руки или оказаться окостенело-холодным поедателем мышей, было бы по меньшей мере жестоко. Да и недальновидно. Я сам не так давно бегал по заснеженному Питеру в полном одиночестве с выпученными глазами и рассечённым лицом. То ещё ощущеньице.

На перроне вдруг перехватило дыхание. Рык из-под храма вздыбил доски, аж постаменты задрожали, а реальность встала на стоп-кран. Я заозирался. Охотничий инстинкт редко когда срабатывает так явно.

Она летела слишком высоко, и выглядела обычной вороной или сорокой. Разве что слишком крупной, да с каким-то синеватым шлейфом за собой. В чёрных лапах неведомой сущности что-то блестело. Как ни присматривался я, а разглядеть ничего необычного в птице, помимо размера и свечения, так и не вышло. И ради неё сработал мой инстинкт?..

В купе мы расселись молча. Я уставился в украшенное изморозью окно и старался не смотреть на попутчиков. Сказать им всё равно пока нечего. Да и отвык я от этого чувства. Забыл, как это — быть в ответе за кого-то.

Под стук колёсных пар возвращалась одна и та же мысль.

Проводник… Что это за хрень такая? Мало было прирождённости, что ли? Нет, не мало. Хватало выше бровей. Перебор уже по шкале избранностиметра. Даром бы не надо, но нет, это ж не всё — нате вам ещё порцию! Нонго там, на Ногте Бога, устами старого тайца шипела мне что-то про козырь, про каких-то Извечных, что выдернули меня из сна. Что Игра ей сопротивляется и Нонго это “льс-с-стит”. Выходит, Игра против неё? Или скорее она — против Игры. Похоже на то. И, если потребуется какое-то время чётко следовать правилам Игры, чтобы только добраться до этой холодной змеищи, я готов.

Натали утверждала, что тайский ритуал вышел настолько сильным потому, что его наблюдал я. Но толком пояснить ничего не удосужилась. Нонго же сказала, что Невский ритуал вышел слабее из-за того, что я выжил. И кто из них прав? Сказать по правде, пусть уж лучше будет права змеища. Так я хотя бы не буду виноват в немалой доле смертей. Только вот едва ли жизнь одного спящего могла так повлиять на силу ритуала. Разве что опять же — нарушенная схема. Путано всё…

Катя подсела ближе. Я глянул на неё, и она смущённо отвернулась, но не отодвинулась, всё ещё мелко дрожа.

— Мне… Мне теплее рядом с вами, — оправдывалась она. — Правда, теплее. Почему-то так холодно после… после…

Я опять уставился в окно, ничего не ответив. Потому что ещё не решил, как вести себя. Кем теперь быть.

Нужную станцию я узнал сразу и сказал быстро собираться. Мы едва-едва успели выскочить, и поезд застучал дальше.

— Малинов Ключ, — пискнула Катя и пояснила, стыдливо прикрыв лицо капюшоном: — Я часто езжу мимо этой станции. Ездила.

Я усмехнулся про себя. Надо же, ведь даже названия не знал! Так торопился за призраком мести, что ничего вокруг не видел!

Холодало. Деревню мы миновали быстро, нигде не задерживаясь. Только проходя мимо Нюркиного магазина, я понял, что и в этот раз деду не видать краковской колбасы.

У тына нас встречали. Точнее — меня.

— Костя-а-а!..

Я не ждал Иго, да и вместо закутанного в шубу краснолицого колобка на меня накинулась какая-то Мулан — раскосая, неожиданно рослая и худющая. И так крепко сжала, что чуть не задушила. Сильная же! Я совсем позабыл, что после сна она взрослеет. Да и не думал, что увижу её раньше весны, решив, что сон Иго что-то сродни медвежьей спячке.

Дед ожидаемо сидел за столом у ноута, этим своим “конским хвостом” похожий на давным-давно вышедшего на пенсию ведьмака Геральта из третьей части игры. И даже бровью не повёл, когда вместо меня одного в “избу” вошли сразу трое. Будто бы знал и ждал. Да так и было — на столе стоял заварник и пять стаканов с торчащими ложечками. И — накрытая полотенцем глиняная крынка.

— Ну?.. Чего встали?.. Котя, забыл, что вешалки нет? Бросайте одёжу в угол — сожгу потом.

Внутри потеплело. Точно так, как и в первый раз, когда эти слова были обращены ко мне. Это значило, что дед принял Геру и Катю не как гостей. Большего говорить не мог, рано, но и подобное стоило очень многого. Ведь я не был уверен, что принял правильное решение, приведя их в дом.

— Сейчас чаю попьём, поговорим, — бормотал дед, прокручивая скролл мышки, а мы раздевались. — Нам есть, о чём потолковать.

Я дома. Несмотря ни на что — дома. От этой мысли хотелось отмахнуться, в неё до конца не верилось. Но необъяснимое ощущение уюта и человеческого тепла всё же было куда сильней. Может, это магия какая? Действие сущности деда? Да хоть бы и так — плевать. Я готов обманываться. Это ж как в Деда Мороза верить. Человек без дома — надломленный.

— Ира, — протянула руку “Мулан”.

— Катя, — дружелюбно ответила рукопожатием не снимающая капюшона блондинка.

— Гера, — буркнул поэт, и Иго засмущалась, заулыбалась и юркнула за стол.

Под полотенцем в крынке был золотистый и всё ещё жидкий — в декабре-то! — мёд. Только когда все расселись, молча, стараясь даже не шуметь лавками, дед закрыл ноут и по очереди посмотрел на каждого, в итоге остановившись на мне. Я тоже уставился на него, но взгляд мой оказался дробиной для слона.