Сергей Куц - Земля 2252

Вечер прошел почти так же, как если бы Ливадова поселилась в обычном спальном районе ее времени: ничего необычного. Утро началось в семь утра. Женька привела себя в порядок и, позавтракав печеньем с чаем, в начале девятого направилась в Департамент миграции и учета неграждан МВД.

Нетчип – зараза! – раз двадцать известил, куда надо явиться. Ливадова запомнила название учреждения уже после пятого раза, но электроника все слала и слала уведомления, а следом непременное второе сообщение. В нем время заседания комиссии по делам гражданства и справка о том, как добраться до здания департамента.

– Ну! – сказала Ливадова отражению в зеркале. – За гражданством!

Она оделась почти так же, как вчера, только блузку сменила. В остальном тот же строгий костюм: серый пиджак и серая юбка чуть выше колен, черные туфли на тонком каблуке. Ничего более подходящего для официального мероприятия в чемодане не имелось.

Еще сообщение! Куда и зачем ей сегодня идти. Девушка пыталась найти способ отключить назойливые уведомления, однако ничего не получалось: то ли не освоила управление нетчипом в полной мере, то ли из-за сверхважного приоритета сообщений. Слишком судьбоносные, чтобы их пропустить. Гражданство трудно получить и очень легко утратить. По словам Киры выходит, что, если не платишь по счетам, – быстро становишься негражданином, а потом теряешь и полугражданство.

Женька поежилась, и не понять отчего: то ли от нерадостных размышлений, то ли от утренней прохлады. В восемь утра еще свежо. Солнце яркое, на синем небе ни облачка. Настроение приподнятое, хоть и приходится часто зевать. Ливадова где-то вычитала, что это от волнения. Потом не раз замечала, что люди в самом деле много зевают, когда стоят перед дверью, за которой их ждет экзамен.

Она тоже зевает и тоже от волнения. Но хотя бы не опаздывает: есть за Женькой такой грешок. Спасибо нетчипу – все время подгонял и быстро проводил до центра Красноярска. Сначала метро, потом небоскребы и широченные проспекты центральной части столицы Красного сектора. С самого утра заполнены людьми и автомобилями.

Мерцающие на тротуарной плитке стрелки довели до улицы, где располагался Департамент миграции и учета неграждан МВД. Да, да! Она не забыла! Опять это дурацкое уведомление!

Над входом в небоскреб из белого камня с серыми вставками висит надпись: «Главное управление полиции по городу Красноярску». Стрелки вели именно туда; впрочем, вокруг множество автомобилей в бело-синей полицейской раскраске и еще больше полицейских. Их по темно-синей форме легко отличить и в двадцать первом, и в двадцать третьем веке.

Короче! Мимо не пройдешь.

На Ливадову никто не обращал внимания. Девушка замерла на широких ступенях, ведущих к входу в управление полиции. Стрелки-проекции направляли ее прямо внутрь. Интересно, как попасть в здание? Женька по старой памяти подумала про паспорт. Но документов у нее нет, только нетчип в голове. Артурова вроде говорила, что он удостоверяет личность, но Ливадова не уверена, что все правильно поняла.

– Надо идти, – сказала самой себе Женька, чтобы побороть внезапно нахлынувшую робость.

За стеклянными дверьми располагался пост. Пятеро полицейских дежурили за блестящим металлическим ограждением с тремя проходами в нем. Офицеры были в парадной форме, она отличалась от повседневной другой портупеей и пистолетной кобурой, а еще наличием перчаток – все это было белым. На дежурных были головные уборы, хотя остальные полицейские, среди которых имелось полно девушек и женщин, при входе в управление свои фуражки снимали.

– Здравствуйте. – Один из офицеров опередил Ливадову, обратившись к ней первым.

– Добрый день.

– Вам на девятый этаж. Кабинет девятьсот двенадцать.

– Мне? – удивилась девушка.

– Так точно. Вы же Евгения Константиновна Ливадова?

– Да. Я…

– Пожалуйста, проходите. Лифт там.

Женька по непонятной причине покраснела. Щеки горят! Что-то все быстро узнают, кто она такая и чего ей нужно. Возникло ощущение, что она как открытая книга. Будто голая стоит. Вдруг повеяло дурным сном. Не могут ли так же легко копаться и в ее мыслях?

Ливадова добралась до лифта, погруженная в себя. Видела только уже привычные мерцающие стрелки.

– Извините, – толкнул кто-то в плечо. – Тороплюсь сильно! Не углядел, простите.

– Ничего.

Женька встрепенулась. Хорошо даже, что ее задели. В голове прояснилось, она постаралась позабыть про все свои невзгоды и настроилась только на одно: получить гражданство!

Заполненный людьми лифт быстро поднял на девятый этаж. У девятьсот двенадцатого кабинета девушку встретила секретарь.

– Евгения Константиновна Ливадова? – спросила она.

– Это я.

– Заходите.

Сейчас будет решаться Женькина судьба! В просторном кабинете с огромными окнами на всю стену за полукруглым столом уже сидели члены комиссии, и одного из девятерых Ливадова знала.

Владимир Воронцов!

– Почему? – прокричал Андрей. – Почему?

Ливадов поворачивался всем корпусом, переводя взгляд через прицел вскинутой винтовки с одного некроформа на другого, затем на следующего, а зомби больше не нападали. Длиннорукие твари стояли, лишь покачиваясь, окружив двух живых. Зато двухголовое существо, вожак мертвой стаи, бесновался у опрокинутого джипа. Вскакивал на автомобиль, крутился на нем, оглашая Октябрьскую площадь раскатами жуткого рева. Прыгал вниз, на землю, и почти сразу вновь возвращался на автомобиль.

После появления двухголового монстра и стаи зомби из сгорбленных мертвецов с длинными руками минули считаные минуты и две атаки одиночных некроформов. С ними крупнокалиберный автомат Андрея справился уверенно. У Ливадова сгорело больше нервов, когда выбивал бегущих на него мертвецов, чем потратил свинца. Патронов мало, и Андрей стрелял одиночными, целясь тварям в голову. Сука! Их можно остановить, только разнеся черепушку.

Какие-то минуты! Но для двух живых они растянулись на очень долгие и почти нескончаемые минуты. Русскому и американцу не уйти. Не отбиться от стаи, если мертвяки кинутся на них разом. Однако те все так же стояли на месте.

– Почему не нападают?

– Не знаю!

Грязный, окровавленный Рамирес с лицом, искаженным одновременно страхом и решимостью, сидел у ног Ливадова и сжимал винтовку. Американец вытащил из-под одежды нательный крестик. Губы его шептали беззвучную молитву. Он тоже не отводил взора от мертвецов, и палец его правой руки лежал на спусковом крючке автомата, только ствол оружия был опущен к земле. Потому что левой рукой Джонс постоянно подносил крестик к губам, перемежая слова молитвы с целованием святого распятия.