Константин Соловьев - Раубриттер (III. - Fidem)

Порядки Шварцрабэ оказались крепки. Даже вздрогнув, они не потеряли своих позиций, лишь перестроились.

- Монастырь набит психопатами, а вы желаете, чтобы я держал ответ за все, что в нем происходит? Увольте, приятель, но на такое старик Шварцрабэ не подписывался.

- Ваши доводы имеют смысл, сир Гризео, - осторожно заметил Ягеллон, - Но сир Хуго прав, едва ли их можно считать исчерпывающими. Возможно, он в самом деле по старой шулерской привычке не открывает нам всех карт, но только из этого считать его злонамеренным убийцей…

- Благодарю, - «Беспечный Бес» на пару градусов склонил бронированный торс, неуклюже изобразив короткий поклон, - Отрадно знать, что в кои-то веки моя репутация сыграла во благо…

- И где ваш третий решительный довод? - нетерпеливо спросил приор Герард, - Для человека, скрывающего свое лицо, вы и без того отняли у нас достаточно времени, сир Гризео!

Гримберт с удовольствием ощутил напряжение в голосе приора, слышимое даже сквозь хлюпанье пораженных некротическими процессами тканей. Он надеялся, что это напряжение рано или поздно убьет его. Может, приор Герард и был силен в своей вере, но, в конце концов, даже Самсон погиб, погребенный под руинами обрушенного им самим храма. Храм приора Герарда также был разрушен – его собственной самонадеянностью и алчностью.

- Мой последний довод весьма прост, господа. Человек, стоящий сейчас перед вами и называющий себя сиром Хуго фон Химмельрейхом из Нижней Саксонии – не тот, за кого себя выдает. Он самозванец, явившийся в Грауштейн со злым умыслом.

Он ожидал удивленных возгласов или даже ругательств, однако не услышал ничего кроме шелеста ветра, облизывающего серые громады Грауштейна.

- Вот это новость! – рассмеялся Шварцрабэ, - В этот раз сир Гризео и в самом деле нашел способ меня удивить. В смутные времена приходится нам жить, сиры, коли уже и самому себе верить нельзя. Я-то, представляете, все еще был уверен, что я – это я! Напомните мне немногим позже, я расскажу славную историю про викария, который вообразил себя Святым Домиником…

Приор Герард был настроен куда менее легкомысленно.

- Самозванство – тяжелый грех, - тяжело произнес он, - Не говоря уже о том, что подобное обвинение странно звучит от человека, скрывающего свое лицо, имя и герб!

- Мне это известно, - заверил его Гримберт, - Однако, согласитесь, одно дело – скрывать имя во имя данного обета, и совсем другое – принимать ложную личину с целью проникнуть в монастырь, смешавшись с прочими паломниками.

Приор Герард размышлял некоторое время.

- Этот довод будет принят во внимание, - глухо произнес он, - Если вы соблаговолите предоставить надлежащие доказательства. У вас есть подтверждения того, что сир Хуго – самозванец?

- Только устные. Дело в том, что я был знаком с сиром Хуго фон Химмельрейхом из Нижней Саксонии. Настоящим сиром фон Хуго. И могу вам рассказать об этом.

- Рассказать! – Томаш презрительно фыркнул, - Однако же! Ну и как нам узнать, что эта история не брехня? Так ведь каждый сочинить может, мол, встречал такого-то и такого…

- Я расскажу вам, как это было, - спокойно произнес Гримберт, - А когда закончу, любой из вас может в лицо мне заявить, что эта история – ложь. Даю слово человека без герба и имени, я даже не стану приводить доводы в свою защиту.

- А вы мастер поднимать ставки, - пробормотал Шварцрабэ, - По сравнению с этой игрой «Шлахтунг» не увлекательнее, чем кидаться камнями по лягушкам. Рассказывайте, старина, вы уже завладели нашим любопытством. И если история выйдет удачной, я буду первым, кто вам зааплодирует!

***

Хорошей истории нужно вступление, эта истина так же вековечна, как и та, что требует предварять сытную трапезу изысканным аперитивом, звучную оперу – легкой увертюрой, а рыцарский поединок – церемониальным приветствием. Слушателям надо время, чтобы настроиться на волну рассказчика. Но Гримберт знал, что сейчас у него этого времени нет.

- Это было неподалеку от Лангенхагена что-то около полутора лет назад, в Нижней Саксонии. Мы с моим оруженосцем завершали долгий и утомительный переход. Медь в моем кошеле звенела так редко, что редкие затесавшиеся туда гроши мы предпочитали тратить на хлеб и пиво, а не на свечки Святому Николаю, покровителю путников, так что дорога наша с самого начала складывалась паршивым образом. Под Изернхагеном на нас напали разбойники – какие-то одичавшие кондотьеры, решившие, видимо, что всякий, обладающий рыцарским доспехом, уж точно имеет в кармане пару монет. Их цепы и палицы против брони «Серого Судьи» были что иголки против панциря, а вот старая противотанковая мина, которую они где-то раздобыли, едва не отправила меня к праотцам. Мне повезло, отделался легкой контузией и даже сохранил ход, но в охлаждающей системе реакторе открылась течь и в скором времени «Судья» обещал сделаться стальным гробом для меня самого.

- В те края вообще опасно соваться в одиночку, - пробормотал Томаш, ни к кому конкретно не обращаясь, - Истинно говорят, недобрый край. С тех пор, как Мансфельды впились в глотку Розенам, а выводок Бурхандингеров примкнул к протестантам, в Нижней Саксонии воцарились звериные нравы. До сих пор говорят, что если хочешь посадить там виноград, просто воткни лозу в землю — земля напитана кровью до такой степени, что не потребуется даже поливать росток…

- Мы с Берхардом продолжили путь, хоть и были на последнем издыхании. Без еды, практически без патронов, без карты, мы не рассчитывали даже добраться до Лангенхагена. «Серый Судья» шел на малой передаче, его трясло так, что я ощущал себя великомучеником Герардом Венгерским, коего язычники сбросили с горы в бочке с гвоздями. Кроме того, меня отчаянно мутило. На тот момент я получал добрых три зиверта в час и не думал, что смогу долго продержаться. Вообразите себе наше удивление и радость, когда в ночной темноте мы вдруг обнаружили отблеск чьего-то костра! Рядом с дорожным шатром обнаружился рыцарский доспех и это обстоятельство заставило нас с Берхардом надолго задуматься, вместо того, чтоб выйти, как полагается добрым путникам, и поздороваться.

Томаш понимающе хмыкнул.

- И то верно. Рыцари в тех краях что дикие волки, все голодные, нищие и оттого злые. То, что именуется в более плодородных краях империи рыцарским поединком, чаще всего и похоже на драку волков — короткую, предельно яростную и кровожадную. В честь проигравших миннезингеры не складывают песен, их растаскивают на запчасти столь же жалкие победители.

- Край порока и братоубийственной войны, - подтвердил неохотно Ягеллон, тоже внимательно слушавший, - Вот, что бывает, когда люди в гордыне своей отрицают Святой Престол, польстившись на посулы реформаторов…