Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Не останавливаться. Во что бы то ни стало — не останавливаться. Оказавшись в центре шторма, корабль обязан маневрировать, иначе его развернет боком к волне, опрокинет и сомнет. То, что окружало его со всех сторон, тоже было штормом — клокочущей в дикой ярости стихией, лишенной разума или чувств. Слепой неодолимой силой, столкновение в лоб с которой означает смерть. Если он хочет уцелеть, ему придется подстраиваться под нее. Определять вектора силы и скользить вдоль них, как в танце, поджидая удобный момент.

И шторм начался. Безумный, страшный, грохочущий, вроде тех, что часто сотрясают своей яростью летнее небо Турина. Здесь не было волн, но в гуле бронированной стали Гримберту мерещилась бездонная океанская сила.

С этого момента «Судья» больше не останавливался. Его алгоритмы могли вести его в автоматическом режиме по заранее заданному курсу, но Гримберт не мог рассчитывать на автопилот. Сейчас, когда мельчайшая ошибка стоила жизни им обоим, он мог доверять только ручному управлению.

Шаг. Поворот на семнадцать градусов. Ускорение. Резкая остановка. Разворот влево на сорок градусов. Три резких шага. Разворот.

Он ощущал себя одиноким путником, зажатым между огромных гор, только эти горы не оставались на месте, они сами двигались непредсказуемым курсом, сшибаясь друг с другом и изрыгая шквал огня. Грохота он уже не слышал — повинуясь приказу хозяина «Серый Судья» отключил его от всех звуков окружающего мира, иначе оглушающий грохот канонады давно сжег его слуховые нервы. Если в обычном бою разрывы снарядов помогали ориентироваться в происходящем, здесь от них не было никакого проку.

Разворот на семнадцать градусов. Резкое ускорение. Обманный шаг. Смена курса.

Почти сразу он превратился в мишень. Может, лазариты и сделались безумными животными, но даже животным свойственны инстинкты, безошибочные в своей биологической лаконичности. И эти инстинкты, уцелевшие в той резне, что учинил в их мозгах «Керржес», подсказывали им чужака. Чужака, которого надо было разорвать в первую очередь, прежде чем вцепиться друг другу в глотки.

Разворот. Шаг. Ускорение. Разворот.

Будь «Серый Судья» тяжелее квинталов на пятьдесят и отличайся он большим ростом, у него не было бы ни единого шанса пройти сквозь этот кипящий огненный вал. Большие машины вроде «Вопящего Ангела» не созданы для маневренного боя. Предназначенные для того, чтобы прогрызать сложную многоэшелонированную систему вражеской обороны и нести исполинские орудия, способные сминать крепостные стены, они обладают слишком большими габаритами и импульсом инерции, который практически невозможно мгновенно погасить. Но «Серый Судья» был лишен этих недостатков. И пусть он не обладал выдающейся скоростью, его маневренность позволяла ему обходить противников до того, как они успевали стабилизировать свои орудия.

Двадцать градусов влево. Разво…

В голове полыхнул черным пламенем беззвучный разрыв, погрузив на миг весь окружающий мир в булькающую ледяную темноту. Это было похоже на мгновенное погружение в ледяную океанскую воду, из которой он почти тотчас вынырнул, задыхающийся и дрожащий. Внутренности «Серого Судьи» задребезжали, а может, это дребезжали его собственные зубы.

Близкое накрытие, каркнул внутренний голос. Возможно, контузия. Гримберт зарычал, пытаясь сохранить равновесие. Не останавливаться — во что бы то ни стало, не останавливаться. Судя по всему, на броне шлема лопнул фугасный снаряд, но ходовая часть функционирует, управление в норме…

От второго выстрела он ушел чудом. Хотел сделать правый поворот, но в последний миг передумал — и сделал левый на три четверти. Это спасло ему жизнь, потому что снаряд, тяжело ухнувший на том месте, где он предполагал находиться, был не фугасным, а комбинированным бронебойным. Почему медлят мортиры приора? Почему…

Небо пошатнулось на своем месте, когда лазарита накрыло прямое попадание, раскроив его бронированный корпус подобно консервной банке и вытряхнув на брусчатку мелкий металлический сор. Может, у приора Герарда и сгнили веки, но глаза все еще были достаточно остры.

- Влево! - рявкнул радиоэфир голосом приора, - Не стой, как статуя!

И танец продолжился. Танец в обжигающей буре, лишенный и подобия грациозности, наполненный огнем и скрежетом стали. В какой-то момент Гримберт ощутил, что уже не отдает мысленных приказов «Судье», что тот двигается будто бы по собственной воле, искусно маневрируя между грохочущих огненных цветков. Время от времени он стрелял, но больше для того, чтобы привлечь внимание своих безумных противников, чем руководствуясь желанием причинить им серьезный ущерб. Мортиры приора Герарда, не идущие ни в какое сравнение с его трехдюймовками, и так учиняли в хаотических рыцарских порядках ужасную жатву, кромсая их, точно огромным плугом.

Маневрирование в подобной манере требовало сильного расточительства сил. Слишком много факторов для анализа, слишком много вводных, слишком много источников угроз. «Золотой Тур» с легкостью взял бы на себя большую часть задач, включая алгоритмы движения и уклонения, но «Серый Судья» не был «Золотым Туром», он требовал постоянного неослабевающего контроля со стороны рыцаря, грозя катастрофой за любую ошибку.

В какой-то миг Гримберт утратил возможность постоянно держать концентрацию, и поле боя рассыпалось, подобно мозаике с церковного свода, на сотни и тысячи несвязанных друг с другом деталей.

Залитый кровью монах, ворча, грызет собственные пальцы, зажатый в остове доспеха. Объятый пламенем рыцарь слепо бьется раз за разом в стену собора, механически, как заводная кукла. Двое других сцепились в единое целое и, забывшись, лупят друг друга орудийными стволами, точно пьяные докеры, то ли израсходовав боекомплект, то ли потеряв даже те цепочки нейронов, которые отвечали за навыки стрельбы...

Но Гримберт знал, что долго эта страшная битва не продлится. Можно поддерживать предельную мысленную концентрацию какое-то время, не доверяя контроль автоматике, но каждая минута опустошает отнюдь не бездонный запас сил. От чудовищного напряжения голову ломило, будто в каждый висок вогнали по цельнокованному гвоздю, поле визора время от времени озарялось бесцветными тускло пульсирующими звездами.

Поворот, поворот, поворот…

В какой-то миг он ошибется. Незначительно, на один или два градуса. Но этого окажется достаточно, чтобы смять броню «Судьи», точно яичную скорлупу. Нельзя уповать на удачу вечно.

Чей-то выстрел ударил его в грудь, развернув на полоборота и едва не опрокинув. Повреждение внешних бронепластин, утечка масла, перебиты патрубки охлаждающей системы. Почти тотчас лязгающая очередь из автоматической пушки хлестнула по правому наплечнику. Это не я совершил ошибку, подумал Гримберт. Просто нельзя испытывать удачу бесконечно. Он сам сунулся в этот безумный водоворот.