Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Звуком, прервавшим его, был смех. Тяжелый хриплый смех Красавчика Томаша, похожий на скрежет, который издает нож, царапающий подгоревший бок старого казана.

- Можешь сожрать ее с тушеным луком, идиот. Так ничего и не понял, верно?

- Стой.

Гримберт легко узнал голос Анжея Ягеллона, холодный, как порыв северного ветра, дующего на Сарматским океаном.

- Чего тебе? – нетерпеливо осведомился Томаш, - Это всего лишь кусок несвежего мяса!

- Это мощи святого, - непререкаемым тоном отозвался хозяин «Варахиила», - Положи их на место, Паук. Иначе, обещаю, самые страшные сарацинские пытки покажутся тебе сущей ерундой по сравнению с тем, что тебя ждет.

Гримберт усмехнулся в ответ.

- Во франкской империи добрая дюжина маркграфов. А сколько пяток у Святого Лазаря?

- Отпусти ее. Приор попросил подарить тебе легкую смерть, но ты искушаешь меня нарушить обещание.

- Уйди с линии огня! – неприязненно буркнул Томаш, - Смотреть тошно. Носитесь с этой пяткой, как черт знает с чем. Кусок гнилого мяса эта твоя пятка!

- Эти мощи принадлежат собору в Броке.

Томаш сдавленно зарычал, как пес, чьего загривка коснулась чужая рука.

- Отвали в сторону, говорю.

- Он отдаст ее мне. Или я запихну его собственные останки в раку. Едва ли много паломников явятся, чтоб поклониться Святому Гримберту…

- Опомнись, дурак! – зло огрызнулся Томаш, - Теперь у тебя больше богатств, чем во всем вашем Броке! Один только «Керржес» сделает нас герцогами! А ведь кроме нет осталось еще много всего. Герард говорит, сокровищницы лангобардов хватит, чтоб обеспечить наших правнуков! А ты думаешь о какой-то пятке?

Гримберту показалось, что он слышит тяжелое дыхание Ягеллона – несмотря на свою обычную сдержанность, тот, кажется, был раздражен настолько, что частично утратил над собой контроль.

- Я говорю о священном достоянии всего лехитского народа. Мощи вернутся в Брок!

- Уйди в сторону, ты заслоняешь цель! – раздраженно потребовал Томаш, - Не собираюсь рисковать головой из-за твоей глупости! Если дознаватели Ордена пронюхают об этом, весь план отправится к чертям!

- Туда отправишься и ты, если встанешь между мной и Святым Лазарем. Опусти орудия, ты, старый дурак!

- Учти, я выстрелю даже если ты окажешься на линии огня.

- Не выстрелишь, - холодно ответил Ягеллон, - Господь не даст тебе этого сделать. Я спасаю святыню.

- Прочь!

- Я иду. И ты не…

Гримберту показалось, что тысячелетние своды собора обрушились ему на голову, но это были лишь осколки мозаики, которая украшала стены, сорванные со своих мест чудовищным грохотом выстрела.

Второй выстрел ударил почти тотчас за первым, третий раздался несколькими секундами спустя, а потом их сразу полыхнуло столько, что сознание Гримберта, задребезжав, наконец милосердно погасло.

***

Жизнь возвращалась к нему медленно, неохотно, словно с отвращением забираясь в давно опостылевшее и изношенное тело. Неприятный, утомительный процесс, который приносил ему боль. Удивительно, успел подумать он, чувствуя, как сознание ворочается в костяной чаше, умирать, оказывается, куда легче, чем воскресать. В таком случае не завидую Лазарю, поднятого со своего смертного ложа…

- Очнулся, мессир? – он услышал гулкий хлопок по металлу.

Жизнь не просто вернулась, она обрела форму и цвета, пусть даже приглушенной гаммы. Он снова видел мир глазами «Серого Судьи».

- Берхард… - он ощупал пространство руками и обнаружил жесткие углы кокпита, знакомые ему, как собственные выпирающие кости, - Это ты дотащил меня до доспеха?

- Да, и работка была не из простых, даром, что весу в тебе – как в полудохлой индейке.

- Спасибо.

- Скажи на милость… Я думал, в этот раз тебя уже обязательно пристрелят.

- Ты же знаешь, мы, раубриттеры, живучи как крысы.

Берхард легко захлопнул люк снаружи и покачал головой.

- Не удивлюсь, если ты и сатану уже втянул в какую-то свою интригу, Паук.

Гримберт улыбнулся, ощущая как к телу медленно возвращается чувствительность. Укрытое в стальном коконе, оно ощущало себя на своем месте, так что даже боль была по-своему приятна.

«Ржавый Жнец» уже не выглядел грозной боевой машиной. Он привалился к стене, опустив тяжелую голову, из-под лопнувшей лобовой брони с негромким треском вырывалось пламя. Прямо напротив него замер «Варахиил», потерявший свою смертоносную грациозность. Орудия «Жнеца» оставили в его корпусе огромные пробоины, но сам Стерх из Брока был еще жив – вяло копошился в амортизационной сети, обводя мир не видящим взглядом.

- Ловкий трюк, - Берхард с интересом разглядывал поверженных рыцарей, - Не думал, что тебе удастся стравить их между собой.

- Мне бы и не удалось, кабы не милость господина приора. Этот снаряд здорово мне помог.

- В кого ты выстрелил?

- Ни в кого. Я приказал «Судье» выпалить вслепую через три минуты после того, как я покину кабину. У заговорщиков часто сдают нервы, а эти двое и без того готовы были растерзать друг дружку.

- Иногда я пытаюсь понять, что именно позволяет тебе выбраться живым из очередной переделки, Паук, твое необъяснимое везение или твоя потрясающая самонадеянность?

Ягеллон наконец смог выбраться из разбитой вдребезги кабины, но на этом его силы иссякли – роняя изо рта капли, он привалился к своему поверженному доспеху, оставляя на золоте темно-карминовые разводы.

- Берхард, будь добр…

- Без труда, мессир.

Берхард подобрал с пола увесистый осколок витража с куском свинцового переплета, деловито взвесил в руке и, хмыкнув, подошел к лежащему Ягеллону. Тот попытался отползти, но не смог. Коротко выдохнув, Берхард обрушил осколок ему на переносицу и удовлетворенно кивнул. Несколько раз дернувшись, Стерх из Брока сделался так же недвижим, как и его доспех.

- А что Красавчик Томаш?

Берхард заглянул в расколотую кабину «Жнеца» и поморщился.

- Если ты надеялся на кусок с румяной корочкой, то уже опоздал. Чертовски пережарено, как по мне.

- Он и при жизни был суховат.

Берхард кивнул, оценив шутку, но не улыбнулся.

- Тебе лучше поспешить, мессир. Если это уханье означает именно то, что я думаю, «Вопящий Ангел» несется сюда на всех парах.

Гримберт знал об этом. Как знал и о том, что оруженосец ошибается – последний шанс покинуть собор он упустил около сорока секунд назад. В любом случае, это едва ли что-то меняет, подумал он устало, пытаясь устроить на подголовнике отчаянно гудящую голову. Нечего и думать спастись от приора, пока он находится на Грауштейне. И уж конечно нет смысла ввязываться в бой – даже при полном боекомплекте «Судья» не продержался бы против «Ангела» и минуты.

Возможно, есть и другие способы отсрочить неминуемое? Вспомнить, почему его прозвали Пауком. Сплести тонкое кружево из завуалированных угроз, намеков, посулов, лжи и лести… Набросить его на приора, пытаясь выиграть время. Может, он еще не до конца исчерпал положенный ему запас чудес?..