Юрий Волков - Город сестёр [СИ]

— Ладно, поживём — посмотрим.

И продолжила экскурсию:

— Вон там, видите, слева. Это Добровка. Я знаю одного иммунного оттуда. Она, эта деревня, не целиком, только северная часть. А впереди, через десяток километров, Воскресенка. Большое село и жилое. Кластер грузится каждые две тысячи дней, или чуть больше. Из него в Улье иммунных уже человек сорок. За Воскресенкой, вплотную стаб, с укреплённым городом Заозёрным, на месте села Кызылкак, потом дальше очень медленный кластер, с периодом больше трёх тысяч дней. Следом сразу ещё один стаб. Тоже Заозёрный, там кусок железной дороги, три поселка, обнесённые стенами, большое озеро, рыба. Люди картошку сажают, огороды у всех… А в Воскресенке, как только подходит время перезагрузки, так старожилы выезжают и всё добро вывозят. Они уже до минуты знают период. И как только перегрузка заканчивается, снова заезжают. Собирают новых жителей, объясняют ситуацию.

— И что, им верят? — спросила Беда.

— А как тут не поверить, если в село приходят сорок жителей — дубликатов. Потом выявляют в толпе иммунных, из новичков. У них свой знахарь, который может это определить. Обычно одного находят. Иногда ни одного. Имунного и детей лет до пяти вывозят. Ждут некоторое время. Заражённые обращаются в тварей. Потом заходит бригада зачистки. Наёмная бригада. Свои-то на это дело не идут. Тяжело своих-то стрелять. И снова заезжают в обновлённые дома. Дальше живут.

— А дети? Те, которые не иммунные? — снова спросила Беда.

— С детьми хуже… Они за две тысячи дней успевают купить несколько белых жемчужин. Да и запас у них всегда есть. Девочек спасают всех. А мальчиков… Разыгрывают жребий. Кому-то не достаётся… Трагедия конечно. Но, что делать? Это Улей.

— А почему девочек — первым делом? — допытывалась Беда.

— Потому, что девочек в Улье мало. А мужиков хоть жо… Много, короче. Девочку, девушку, всегда можно пристроить. Они своих девиц куда попало, знаешь ли, не раздают. Только замуж, и только за солидных обеспеченных людей. И ещё… ну… как выкуп, как калым, просят белый жемчуг, чтобы следующую партию спасти. В результате, у них связи везде. Алмаз тоже на «воскресенке» женат. Светка. Двое детей.

Пашка оживился.

— Так может у них можно белую жемчужину купить?

— Нет, Скорый, они не продадут…

За разговорами они подъехали к этой самой Воскресенке. Село, как село. Огороды. Поля с дынями и арбузами. Рядки картошки. Ровные ряды груш и яблонь.

— Зерно не садят? — поинтересовался Павел.

— Нет, не садят. Комбайнов нет. Да и мельниц тоже. Проще с малых стабов муки натаскать.

Бабка свернула в сторону деревни. Перескочила через ещё одно поперечное шоссе и покатила по сельской улице. Слева, свободно без тесноты, виднелись дома старой постройки, рубленные из берёзы, заброшенные и запущенные. Оконные проёмы, без рам, зияли чернотой. Огороды заросли бурьяном.

Но на следующей улице, идущей поперёк главной, стояли ухоженные кирпичные домики старой советской постройки, каждый на два хозяина. Покрашенные палисадники, ворота и крыши, говорили об обжитости места и о рачительности хозяев.

— Вот тут и живут. Всё остальное село пустое, — объяснила Бабка и окликнула ребятишек, играющих во что-то у крайнего дома.

— Дети! А не подскажете ли усталым путникам, где они могут перекусить?

— А автомат дашь подержать? — спросила девочка лет двенадцати.

Бабка посмеялась:

— Ты же девушка. Зачем тебе автомат?

— Пожалела? — съязвила девчушка.

Бабка вылезла из багги, отщёлкнула магазин, проверила казённик и протянула ака мелкой воительнице. Та, вполне профессионально, вскинула его к плечу, прицелилась в поле.

— Бах, бах, бах… Хорошая штука. Продашь?

Бабка не растерялась.

— Ну, покупай. Сто споранов.

Дитё возмутилось не на шутку:

— Ты чё, тётка, дерёшь-то семь шкур! Ему красная цена — сорок.

— Ну… Моё дело предложить, твоё дело отказаться. На вот, лучше.

Бабка поковырялась в рюкзаке и вытащила клипсу.

Девочка округлила глаза, покраснела от восторга.

— Золотая?

— Да. Держи.

Амазонка ловко прищёлкнула побрякушку к уху. Посмотрела гордо на стайку мелких односельчан.

— А поесть можно в столовке, у мамы Раи. Вон там, видите — школа. В ней накормят.

— Мама Рая столовую открыла?

— Давно, — пожала плечами девочка.

Распрощавшись с детьми, Бабка повернула направо в сторону двухэтажной школы, стоящей несколько на отшибе.

Пройдя по гулкому коридору в небольшую школьную столовую, пахнущую свежим хлебом, они за пять споранов натрескались горячего борща со сметаной. И главное — с хлебом! На второе наметались котлет с картофельным гарниром. И надулись какао. Бабка дала единственной работнице столовой ещё один споран, в качестве чаевых. Женщина расплылась от удовольствия.

— Может — водочки? У меня есть.

— Ой, нет. Спасибо, Раечка. А своих вы тоже за плату кормите?

— Нет, что вы. Своих-то! Как можно! Вот приедут с поля, накормлю всех бесплатно. Иногда, ребятня забегает. Тоже кормлю. Свои же! Святое. А на чужих тратить бесплатно еду нельзя. Но мы и берём-то недорого. Споран с человека. Зато кормим до отвала. И с собой в дорогу накладываем.

Поняв, что повариху не переслушаешь, распрощались и пошли к выходу.

По дороге к луноходу Скорый удивлялся:

— Как они тут живут? Детей одних бросают! Ни стен, ни оружия.

Все старички хохотнули. А Бабка снова взяла на себя роль гида.

— Эта разговорчивая тётка, она сенс. Очень сильный сенс, куда там мне. Она видит на пару десятков километров. Живёт тут уже лет пятьдесят. Старожил. И местная достопримечательность. Мама Рая… Она зелени проглотила столько, что мне и не снилось. А на стене у неё рубильник. Обратил внимание? Сирена… И рация всегда под рукой. Так что это село прикрыто сигнализацией — будь здоров.

— И что? В случае чего, они в подвалы прячутся?

Бабка полезла за руль.

— Да. Детей в убежище. А сами в бой. Вот почему, к примеру, в такой большой и пустой деревне они живут именно на этой улочке? Домики вплотную, огородики маленькие, ограды на одну легковую, не больше. Зачем так?

— Ну… Быстрее собраться в кучу?

— Нет, Скорый. Такая… Э…

— Компактность, — подсказал Короткий.

— Ну, да. Компактность это, Скорый, плотность огня.

Тронулись, поехали по улице дальше.

— Тут у каждого, как минимум, двенадцатимиллиметровый дегтярь. Есть несколько штук и по четырнадцать миллиметров, которые на танках стоят. Точно знаю, что пара авиационных скорострелок имеется. Ну и с десяток пушек сорокапяток. Они их где-то с памятника снимают в малом кластере… Снаряды тоже где-то на западе берут. Вот и представь себе — три десятка мужиков, здоровых, как Шило, или как Короткий. Им от плеча из корда пальнуть, как из детского пистолетика.