Игорь Вардунас - Слепая тропа [litres]

– И здесь типа нет? – в наигранном удивлении развел руками Паштет.

– И чё? Штаны есть, койка есть, руки при деле. Некогда на фигню время тратить – заводы стоят, одни гитаристы в стране.

– Ладно, забейте. Достали «чёкать». Сама разберусь, – прервала спор Лера и посмотрела на стол, в центре которого возвышалась башенка из сложенных друг на друга деревянных брусочков, уже давно привлекших ее внимание. – Чего делаете?

– Это-то, – сыто икнул Треска, вытирая о штаны руки. – Это дженга.

– А-а-а, ясно, – в притворном понимании кивнула Лера. – Здорово.

– Дай я объясню, – вмешался Паштет и разломал башню, перемешав блоки.

– Ты чего! – взвизгнул Треска. – Я же выигрывал!

– Смотри. – Проигнорировав приятеля, Паштет стал заново складывать брусочки один на другой, вооружившись поддерживающей конструкцию формованной картонкой. Каждый этаж башни состоял из трех блоков, положенных вплотную параллельно друг другу. – Первым ходит тот, кто строил. Допустим, я. Нужно тащить бруски снизу и класть наверх, пока все не рухнет. Трогать можно только одной рукой, но придерживать другой брусок пальцем, например, не запрещено. – Он выразительно посмотрел на Треску.

– Ну щупалки у меня толстые, и чё?

– Жулик.

– Иди ты.

– Так вот. Проигрывает тот, у кого башня падает. Все.

– Как просто. А можно с вами?

– Давай! Все равно эта рожа глаза мозолит.

Они немного поиграли, быстро освоившейся Лере повезло пару раз, и скоро девушка засобиралась домой.

Когда она ушла, Треска развязал рюкзак, лежавший у него в ногах, и выудил небольшой мешочек, из которого высыпал на стол горстку сушеной травы.

– Это еще что, – насторожился Паштет.

– Поели, ребенка развлекли, можно и расслабиться. – Поискав в поленнице щепку, толстяк проверил пальцем острый конец и, оскалившись, стал колоть себе десны.

– Совсем обалдел? – испуганно, с гримасой боли на лице ахнул приятель.

– Чтоб быстрее в кровь пошло.

– Что пошло-то? – продолжал не понимать Паштет.

– Травушка-муравушка. – Треска аккуратно подравнял кучку мизинцем. – Кое-кто из местных подсказал. Кустики такие у леса растут. Особенные. Чемпой кличут. А этот способ зачетный, в клубе «27» все так делали.

– Дурь, что ли?!

– Ну, такое.

– Ты с каких пор торчком заделался?

– Цыц, гуано. Я воевал! Она легкая, так, мозги проветрить да кровь разогнать. Энергетик.

– Хринетик. А ты в курсе, как закончили все из того самого клуба? Он ведь неспроста так назван был. [10] Клуб 27 – группа известных рок-музыкантов, умерших в возрасте двадцати семи лет не без помощи наркотиков.

– Хватить мозги компостировать, запарил уже. Сам вон рыбу сырую за обе щеки жрешь. Черви уже, поди, в кумполе.

– Нет у меня червей! – испугался Паштет, иногда в память об утраченном лакомстве скручивающий себе из выловленной рыбы привычные цилиндрики, обмотанные водорослями, с присыпкой местного риса. – Это суши. Кстати, Лере нравится.

– Лера твоя сушей нормальных не ела. А они сгорели давно, вместе со всем остальным. У одного япошки, который всю жизнь эту хрень жрал, в мозгу червей и нашли.

– Вброс это галимый был. Читал всякую спамовую чушь.

– Ай, брось. Тебе в любом случае не грозит.

– Почему это?

– У тебя мозгов нет, га-га-га!..

– Пошел ты, – насупился Паштет.

– Забей, в нашем климате уже давно насрать, что полезнее, сырое или приготовленное.

– Это точно.

– Кстати. Давно хотел спросить. А почему в некоторых спорах ты быстро сливаешься, а вот как сейчас, даже кулачком помахал? И тетрадка Птаха не пригодилась.

– Это потому, что я твой кармический спарринг-партнер. – Следя, как Треска одну за другой отправляет щепотки травы в рот и разжевывает, серьезно сказал Паштет.

– Чё?

– Это когда…

– Уй-й, только не начинай! – скривившись, замахал руками Треска, двигая челюстями все энергичнее. – Сейчас, сейчас, родимая.

– Дебил.

Треска откинулся на стуле, прислонившись к стене, и блаженно смежил веки.

– Если узнают, Тарас нам обоим глаз на жопу натянет.

– Тарас-тарантас.

Скрестив пальцы на пузе, толстяк молча жевал, видимо, ожидая прихода. Тишину в сторожке нарушало лишь потрескивание гудящей буржуйки.

– Ты как, чувак? – немного подождав, осторожно поинтересовался Паштет, чувствуя себя неуютно.

– Ы-ы-ы… – Не открывая глаз, Треска осклабился, обнажая зеленые от травы зубы.

– Еще кони двинь, – огрызнулся приятель.

– Я вчера-а, поймал жука-а, – неожиданно затянул Треска на мотив битловской «Yellow Submarine». – Без капкана-а и сачка-а. Вот тебе-е моя рука-а, вся в говне-е того жука-а-аха-ха-ха…

– Эва тебя штырит, братан. – Паштет закончил выстраивать новую башню, повернулся к буржуйке и, открыв кочергой дверцу, пошевелил прогорающие поленья.

Гул работавшей по соседству подстанции, к которому они уже привыкли и научились не замечать, немного усилился. Паштету показалось, что он шел не снаружи, а откуда-то из-под земли. Стол, за которым они сидели, чуть задрожал и сложенная для новой партии башня, накренившись, рассыпалась.

– Продул, продул, удодок! – тыча пальцем захохотал Треска. Его глаза были подернуты мутноватой поволокой.

– Я ничего не трогал, – помотал головой Паштет.

– Ага, заливай. – Толстяка стало понемногу отпускать. То ли доза оказалась маленькой, то ли действительно чемпа не тянула на серьезную шмаль.

– Вот те крест! – резкими жестами осенился Паштет.

Сплюнув травяную жвачку в ведро у стола, Треска встряхнулся, сгреб деревяшки и стал заново запихивать в картонку, выстраивая башню.

– Лана, давай по-новой. Ща я тебя ушатаю.

Игра продолжилась.

Неподалеку стоявшее в поле за частоколом пугало вздрогнуло и покосилось, от чего на стылую землю, не удержавшись, спорхнула дырявая шляпа.

– «…а вам самим время жить в домах ваших украшенных, тогда как дом сей в запустении? Обратите сердце ваше на пути ваши. Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьете, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька, – бормотал Птах, в свете карбидки снимая образа со стен своей кельи и, протирая ветошью, бережно складывая их в походный баул. Второй, уже упакованный, стоял рядом. – Взойдите на гору и носите дерева, и стройте храм; и Я буду благоволить к нему, и прославлюсь. Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею. За что? За Мой дом, который в запустении, тогда как вы бежите, каждый к своему дому. Посему-то небо заключилось и не дает вам росы, и земля не дает своих произведений. И Я призвал засуху на землю, на горы, на хлеб, на виноградный сок, на елей и на все, что производит земля, и на человека, и на скот, и на всякий ручной труд…» [11]