Макс Глебов - Запрет на вмешательство [СИ litres]

– Делайте что хотите, но информация у меня должна быть, вам ясно? И допросите этого немца – может, еще что-нибудь полезное скажет.

– Есть! – четко ответил начштаба и покинул блиндаж.

– Разрешите идти, товарищ командующий армией?

– Иди уже, младший лейтенант, – отмахнулся Музыченко, возвращаясь к карте.

Лейтенантской формы для меня не нашлось. Пришлось лепить знаки различия на обычную гимнастерку, хорошо хоть новую. Ее мне выдали вместо пострадавшей от пули и противособачьих упражнений сержанта Игнатова.

Поспать после ночного марша и боя мне удалось всего пару часов. Потом меня плотно взял в оборот майор Свирский. Получив указания от начштаба армии, мой новый начальник с облегчением свалил на меня все заботы о прикрытии от воздушных атак «колонны особого назначения», как ее здесь называли.

На самом деле, замысел генерала Музыченко был вполне разумным. На один хороший удар, способный пронять немцев до судорог в коленках, окруженные армии еще имели необходимые ресурсы. Да, нехватка боеприпасов и горючего. Да, много раненых. Да, нет поддержки с воздуха. Но еще в строю многие десятки танков и бронемашин, еще на ходу сотни грузовиков. Одних только полковых пушек почти сто штук. Если собрать наиболее подготовленных и морально несломленных бойцов, отдать им лучшее оружие и технику, снабдить остатками боеприпасов, то ночным ударом, когда не летает немецкая авиация, они смогут пробить оборону противника на глубину до двадцати километров, выйти к Голованевску и Первомайску, а там… А там снова немцы – пятьдесят второй армейский корпус. И эта информация оказалась для командарма страшным ударом. Похоже, он мне до конца не поверил – трудно расставаться с надеждой на спасение. Тем не менее, Музыченко был мужиком крепким, и сдаваться не собирался – это чувствовалось по все нарастающей активности в готовящихся к ночному прорыву войсках.

В ситуации хаоса окружения и всеобщего бардака иногда случаются настоящие чудеса, особенно, когда за дело берется энергичный командир, которому всячески помогает его непосредственный начальник. Официально мое подразделение считалось взводом противовоздушной обороны. Усиленным взводом, если точнее. И вот именно в прилагательном «усиленный» и скрывался очень важный нюанс, позволивший мне развернуть бурную деятельность. Нет никаких норм и регламентов, до какого состояния можно усиливать то или иное подразделение. Все исключительно на усмотрение старшего начальника. Если доводить дело до абсурда, то в подчинение командира хозяйственного взвода можно передать танковую роту, и получившийся монстр все еще будет называться усиленным хозяйственным взводом. Вот и в моем случае происходило нечто подобное.

Формирование «колонны специального назначения», в которой должен был следовать штаб шестой армии, шло в порядке высшего приоритета, а значит, все заявки ее командиров утверждались начальством, у которого тоже дел было выше крыши, почти не глядя.

В результате мой взвод рос и распухал прямо на глазах. Я сходу прибрал к рукам три самоходных зенитных установки на базе полуторок. Счетверенные пулеметы «Максим», собранные в единую систему по схеме Токарева, не могли похвастаться высокой дальностью эффективного огня, но по низколетящим целям стреляли удовлетворительно. В принципе, я не слишком надеялся на них, как на средство борьбы с авиацией противника, но мне требовалось отвлечь внимание вражеских пилотов. Сбивать немцев я собирался сам, а в задачу остального взвода входило обеспечение мне наилучших условий для стрельбы. Плюсом этих установок являлось и то, что патронов к ним было в достатке, по крайней мере, когда речь шла об обеспечении штабной колонны.

Еще два грузовика я вытребовал у майора Свирского для перевозки личного состава взвода, а для себя лично, окончательно оборзев от вседозволенности, запросил броневик БА-6. И получил его! Совершенно ненужная мне сорокапятимиллиметровая пушка в его башне меня сильно раздражала, но я смирился – уж больно удобным оказалась плоская крыша башни для установки на ней настоящего золотого самородка, с корнем выдранного мной из одного из подразделений полковой ПВО шестнадцатого мехкорпуса. Крупнокалиберный пулемет ДШК был большой редкостью в войсках, но в целой армии несколько таких экземпляров все же нашлось. Калибр двенадцать и семь десятых миллиметра и совершенно фантастическая по здешним меркам дульная энергия делали это оружие незаменимым. По бронепробиваемости пулемет Дегтярева-Шпагина не уступал моему «панцербюксе». На пяти сотнях метров он был способен прошить пятнадцать-двадцать миллиметров броневой стали. Боеприпасов к нему, правда найти удалось немного, но стрелять длинными очередями я и не собирался, так что трех сотен патронов хватить должно было надолго.

БА-6 (БА – сокращение от «Бронеавтомобиль») – советский средний бронеавтомобиль на шасси грузового автомобиля ГАЗ-ААА. Толщина брони 8-9 мм. Вооружен 45-миллиметровой пушкой и пулеметом ДТ калибра 7,62 мм. Скорость до 52 км/ч.

Оставалось решить, что делать, если нас начнут обрабатывать бомбами с большой высоты. На километре-полутора у меня еще был шанс достать врага из ДШК или противотанкового ружья, но выше…

В поисках решения я обратился к зенитным пушкам. Все они, к сожалению, были буксируемыми, а значит, степень усиления моего взвода автотранспортом снова должна была возрасти. Кроме того, чтобы стрелять из такого оружия, мне требовалось хоть немного попрактиковаться, поскольку наводка у зенитных пушек осуществлялось с помощью механизмов, и нужно было подкорректировать программу управления имплантами, чтобы они могли мне помочь в точном наведении на цель.

В конце концов, мой выбор пал на тридцатисемимиллиметровую автоматическую зенитную пушку 61-К образца тридцать девятого года. Их я присвоил с помощью Свирского целых две штуки вместе с достаточно опытными расчетами, хотя надеялся только на одну. В качестве тягачей для этих орудий можно было использовать зенитные полуторки, но зная надежность здешней техники, я в категоричной форме настоял на получении еще одного грузового автомобиля. С этими пушками была одна беда – очень мало снарядов. Может быть, именно поэтому, мне их и отдали без особого возмущения. Пятьдесят снарядов на ствол при боевой скорострельности сто двадцать выстрелов в минуту… Но кто сказал, что я буду стрелять очередями? Теперь, по крайней мере, на дальностях в четыре километра и высотах до трех я мог доставать вражеские бомбардировщики достаточно уверенно, а истребители на таких дистанциях мне ничего сделать не могли.