Макс Глебов - Запрет на вмешательство [СИ litres]

– В окружении давно?

– Уже неделю, товарищ генерал-лейтенант.

– Приказ на штурм высоты двести двадцать семь отдал ты, капитан?

– Я, товарищ командующий. В планировании операции принимали активное участие сержанты Игнатов и Плужников, а также ефрейтор Нагулин.

Музыченко чуть повел бровью при упоминании моего участия в разработке плана, но заострять на этом внимания не стал.

– Немецкую минометную батарею тоже вы уничтожили?

– Да, товарищ генерал-лейтенант. Она располагалась на пути к высоте. Оставлять ее у себя в тылу мы не могли.

– Кто стрелял по бомбардировщикам? И из чего?

– Противовоздушной обороной высоты после ее захвата по моему приказу командовал ефрейтор Нагулин. Он же лично вел огонь по самолетам противника из трофейного противотанкового ружья, – капитан кивнул на стоящее передо мной на земле «панцербюксе».

– Ефрейтор? – удивление на лице Музыченко приняло более явную форму.

– Он уникальный стрелок, товарищ генерал-лейтенант. И, как показал опыт предыдущих боев, хорошо справляется с командованием подразделением размером до взвода.

– Ефрейтор Нагулин, выйти из строя!

– Я сделал два шага вперед.

– Один бомбардировщик сбит над высотой двести четырнадцать, и еще один поврежден, – задумчиво произнес Музыченко, – это твой личный счет, ефрейтор. Еще один пикировщик сбит над высотой двести двадцать семь коллективным огнем организованной тобой противовоздушной обороны. Я ничего не упустил?

– Нет, товарищ генерал-лейтенант, – четко ответил я.

– Товарищ командарм, разрешите? – вклинился Щеглов.

– Говори, капитан.

– Позавчера ефрейтором был сбит еще один бомбардировщик – «Юнкерс-88». Нам удалось захватить одного из членов экипажа, выпрыгнувшего с парашютом, – капитан указал на пленного немца в летном комбинезоне.

Генерал на секунду о чем-то задумался, а потом повернулся к нашему строю.

– Благодарю за службу, бойцы! – негромко произнес он и жестом остановил нашу попытку ответить по уставу, – вы сделали очень большое дело для всей шестой армии. Капитан, пиши на отличившихся представление к государственным наградам. Вместе со своими людьми, кроме Нагулина, поступаешь в распоряжение комдива Соколова. Ты ведь разведчик? Вот он для тебя дело по профилю и найдет.

– Есть, товарищ генерал-лейтенант! Разрешите выполнять?

– Выполняй, капитан, – кивнул Музыченко и развернулся в сторону входа в свой блиндаж, – Ефрейтор Нагулин, за мной.

Я вошел в блиндаж вслед за командармом и офицерами штаба. Здесь все было обустроено куда более капитально, чем в штабе подполковника Лиховцева, что и не удивительно – совсем другой уровень командования. В дальнем углу у телефонной станции сидел дежурный в звании старшины. На столе одна поверх другой были разложены карты и схемы. Сверху лежала карта с нанесенной текущей обстановкой. Над ней, видимо, и работал генерал-лейтенант, когда нас к нему привели. Я бросил на изображение лишь мимолетный взгляд, но вычислителю этого оказалось достаточно. Он сверил нанесенные на карту значки с реальным положением частей и соединений и выделил желтым цветом несоответствия.

– Вот что, ефрейтор, – повернулся ко мне Музыченко, – нечего тебе у разведчиков делать. Показал себя толковым командиром, так командуй. Умеешь сбивать самолеты сам и заставлять это делать других – значит, дорога тебе в ПВО. Ночью мы пойдем на прорыв, и мне нужен командир усиленного взвода противовоздушной обороны, который будет прикрывать танковую колонну штаба армии. Поставить командовать взводом ефрейтора я не могу, но на то я и командарм, чтобы иметь возможность присваивать звания отличившимся бойцам. Давай сюда свои документы, Нагулин.

Я протянул генералу красноармейскую книжку.

– Илья Григорьевич, – обратился Музыченко к уже немолодому подполковнику, вошедшему в блиндаж вместе с нами, – подготовь приказ. За проявленные в бою высокие командирские качества при организации и управлении боем в масштабах взвода и большой личный вклад при успешном отражении наземной и воздушной атак противника, ефрейтору Нагулину Петру Ивановичу присвоить звание – младший лейтенант. Назначить младшего лейтенанта Нагулина на должность командира взвода ПВО в составе управления армии. Удостоверение выдай пока временное. Выйдем к своим – сделаем нормальное, но копию приказа за моей подписью Нагулину передай. Все, младший лейтенант, свободен. Остальные вопросы решишь со своим непосредственным начальником майором Свирским. Поздравляю с новым званием!

– Служу советскому союзу! – бодро ответил я, но вместо того, чтобы развернуться и покинуть штаб, вытянулся по стойке «смирно» и громко произнес. – Разрешите доложить, товарищ генерал-лейтенант!

Музыченко, уже начавший отворачиваться к начальнику штаба, вновь обратил на меня внимание.

– Докладывай, младший лейтенант, только коротко.

– Первомайск уже в руках противника, товарищ командующий армией. Наши отошли на юг. Кольцо окружения шире, чем отмечено на вашей карте.

В штабе как будто проскочил мощный электрический разряд. В мою сторону обернулись все офицеры, даже те, кто до этого был занят какими-то своими делами. Откуда-то внезапно вынырнул особист в звании полкового комиссара, и вперил в меня очень нехороший взгляд.

– Откуда сведения, Нагулин? – с напряжением в голосе спросил Музыченко.

– От пленного, товарищ генерал-лейтенант. Он из экипажа бомбардировщика, то есть обстановку знает неплохо просто в силу своих обязанностей. Я его лично допрашивал сразу после захвата, и он со страху многое выболтал. Не знаю, скажет ли он это сейчас еще раз, но тогда говорил, что участвовал в налетах на Первомайск и видел, как немцы выдавливают оттуда наши войска, причем по его оценке перспектив у обороняющихся не было никаких.

На самом деле конкретно про Первомайск немец ничего мне не говорил, но я надеялся на то, что он и сам не вспомнит, о чем болтал тогда в состоянии шока, а картинка со спутника четко демонстрировала, что восемнадцатая армия оставила город. Окруженные армии об этом, похоже, никто не предупредил, и теперь Музыченко строил свои планы исходя из того, что прорваться нужно только до Первомайска, а дальше уже будут наши.

– Знаешь немецкий, младший лейтенант? – подобрался еще сильнее особист.

– Знаю, товарищ полковой комиссар, – не стал запираться я.

– Все потом, Сергей Ильич, – остановил Музыченко полковника, вознамерившегося было завести любимую песню, – эти сведения нужно проверить. У нас есть связь с командованием фронта?

– Крайне неустойчивая, – с сомнением ответил начальник штаба, – Немцы глушат наши передачи помехами.