Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

— Да, — пробормотал, — да, наверное. Я… поговорю с ней.

Велосипед раскалился так, что прикосновение к металлу ожгло руку. Он жал на педали, подпрыгивая на ухабах… так, значит, Светка еще вчера решила оставить девчонку. И ничего не сказала — словно он пустое место какое-нибудь. Да что ж такое было в этой соплюшке, что она к ней так прикипела! И почему… почему так не хочется возвращаться в дом, по которому бродит маленькое, белесое, чуждое существо?

Бросил велосипед у калитки — и как вчера не заметил отпечатавшийся в глине след мотоциклетных протекторов? — вошел в дом.

Уже на крыльце его слух резанул громкий, заливистый, счастливый смех. Смеялась девчонка, хохотала Светка, им вторил еще чей-то, чужой голос.

Фил, с завязанными глазами, стоял посреди комнаты, пытаясь поймать этих двух идиоток, которые увертывались, визжали и были так увлечены, что даже не заметили его появления.

Девочка метнулась в одну сторону, Светка — в другую, но Фил, вытянув длинную руку, успел поймать ее, и она отбивалась, мотая головой, чтобы стряхнуть упавшие на лицо волосы.

Он кашлянул.

Радостный визг замолк, и в комнате воцарилось молчание.

— Помешал? — холодно произнес он. — Прошу прощения.

Два одинаково разгоряченных лица уставились на него — лишь теперь заметил, до чего они похожи; словно их гостья мимикрировала под Светку, повторяя черты ее лица, как камбала воспроизводит цвет камня, на котором лежит.

Фил сорвал повязку с глаз и теперь стоял, растерянно хлопая бесцветными ресницами.

И почему-то при виде этого растерянного лица что-то в нем лопнуло, точно радужная пленка пузыря на поверхности лужи, оставив пустоту и какое-то странное, звенящее ощущение нереальности происходящего.

— Вон! — заорал. — Убирайся!

Господи, да неужели это я так кричу?

— Вечно ты крутишься тут! Теперь ясно почему.

— Сережа, — неуверенно вступилась Светка.

— А ты… — обернулся к ней, — ты, шлюшка!

Фил рывком схватил его за плечо, заставив обернуться. Лицо разбито, из носа на рубаху капает кровь. Это что, он его ударил?

— Да что на тебя нашло? Что мы такого сделали?

— Сейчас… сейчас я тебе объясню.

— Фил, — тихонько сказала Светка. — Не надо… мы сами… ты лучше уйди…

— Я…

Фил махнул рукой, неловко, боком миновал его и шагнул в двери. Уже стоя на пороге, оглянулся, пытаясь поймать Светкин взгляд, но та смотрела в сторону, и он, нерешительно покачав головой, медленно спустился по ступенькам.

— Сережа… — тихо сказала Светка. Она смотрела на него расширенными глазами. — Что с тобой, Сережа?

— Со мной?

Схватил ее за руку, но она вырвалась и вновь испуганно поглядела на него.

— А с тобой — что? Стоило подвернуться какой-то соплюшке, и ты уже готова ради нее… Плевать, что я на дух терпеть не могу эту тварь, давай… давай, тащи ее в Москву. А что? Вон Филу она понравилась… Дядя Фил, надо же…

Обернулся к девочке:

— Что ты знаешь, гадина? Выкладывай! И вообще — откуда ты взялась, такая? Кто ты? Говори, кто?

Голова моталась на тонкой шейке — тряс ее, так отчаянно и яростно, словно пытался вытрясти правду. И тут Светка опомнилась.

— Отпусти ее! Отпусти ее, ты…

Вцепилась ему в горло, пальцы были холодные и острые, и он никак не мог отодрать эту чужую, присохшую руку.

Наконец удалось. Вывернулся, ударил локтем под дых, и она, хрипя, отпрянула. В багровом сумраке вновь замахнулся, ощущая, что кулак раз за разом врезается во что-то мягкое.

— Па-па! — истошно закричала девочка.

Обернулся к ней: казалось, он ничего не соображает именно из-за этого пронзительного, мерзкого, высокого голоса.

— Заткнись ты, тварь!

Она продолжала орать — уже неразборчиво, беспрерывно, чудовищно, вытаращив глаза, повернув искаженное, уже ни на что не похожее лицо в сторону Светки, которая, обхватив руками живот, скорчилась в углу комнаты.

Отшвырнул тряпичное худенькое тельце и бросился к ней, но она инстинктивно отшатнулась. По мере того как менялось, теряло это новообретенное сходство лицо девочки, она обретала собственные свои черты — это было ее обычное лицо, но бледное, мученическое, в расширенных глазах бился страх.

— Это не я… — с трудом выговорил, — это был не я… прости меня… прости…

Приподнял ее голову, прижал к себе.

— Что?

— Сережа… мне плохо… скорее…

Выпустил ее, выбежал на крыльцо — долговязая тень по-прежнему топталась у калитки.

Выжидает, паскуда, мимолетно подумал, но тут же крикнул:

— Фил! Помоги…

— Да что стряслось-то? — испуганно спросил тот.

— Не знаю. Помоги, говорю…

Метнулся обратно в дом и вновь появился на пороге, держа на руках Светку; она была такой белой, словно пыталась раствориться в угасающем дневном свете, голова безвольно лежала у него на плече, рука впилась в живот, комкая цветастую ткань сарафана.

— Придержи велосипед, черт!

Она с трудом уселась на раму, обхватив его за шею. Фил бежал рядом, придерживая руль — какое-то время они, балансируя, вместе двигались по дороге, а вслед им летел постепенно затухающий истошный нечеловеческий визг.

— Что она делает? — невнятно спросил он по-прежнему бегущего рядом, страхующего их Фила. Тот понял.

— Стоит на крыльце и орет.

— Будь она проклята, — пробормотал он и, окончательно поймав равновесие, налег на педали. Фил остался позади, крик за спиной сошел на нет, и теперь стало слышно, как постанывает Светка — равномерно и безнадежно.

…Наступил и прошел вечер; санитарка в приемном покое мыла шваброй пол, и скрип скребка по линолеуму был невыносим — он уже больше ни о чем не думал — хотел лишь, чтобы смолк этот звук, от которого волоски на руках вставали дыбом, а во рту собиралась слюна.

Наконец санитарка удалилась, волоча за собой швабру и шаркая опухшими ногами в синих войлочных тапочках. Пожалел о том, что скрип прекратился — тишина оказалась еще страшнее.

— Шли бы вы домой. — Женщина в белом халате, появившаяся в дверях, показалась ему копией интернатской заведующей; даже халат был тот же — замызганный, с оторванными пуговицами.

— А… как она? — с трудом выговорил.

— Спит. Утром придете. Бельишко ей привезите, кружку, зубную щетку…

— Что с ней?

— Выкидыш. И мыло. Мыла у нас нет.

— Она была беременна?

— Ну да, я же говорю. Третий пошел. Кровотечение сильное. Ничего, все обойдется. Молодая, крепкая.

— Я не…

Подтолкнула его к двери.

— Идите-идите. Ничего с ней до утра не случится.

Побрел по дорожке, толкая велосипед — одинокий фонарь на столбе освещал жестяную листву, насекомые вились в конусе света, точно падающий снег…

…Кинул велосипед у калитки — колючие кусты у ограды словно разом выросли, почему-то пришлось продираться сквозь них, и на ладонях саднили длинные параллельные царапины. В доме не горело ни одно окно. Неужто заснула — это после всего-то… Надо будет привести ее в больницу, черт бы ее подрал, эту тварь, но если она хочет… Раз уж она так к ней прикипела. Вдруг сообразил, что не может вспомнить имени — хотя Светка вроде говорила… Валентина? Нет, не так…