Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

Но мы-то явились, с востока, а в Рубаге недолюбливают гостей из-за озера! Мванга справедливо полагает, что оттуда добрые люди не придут, только миссионеры да прочие проходимцы, жаждущие захватить его владения. Так что, как нас встретят — это ещё вопрос.»

— …и избы тут чудные — круглые, а крыши торчком! Зайдёшь — ни угла, ни лавки, одни подстилки плетёные, из травы, а в их кишат засекомые. И как тут люди живут?

Молодой казак, дивившийся облику африканских хижин, сидел у костра. Напротив, на войлочной кошме, брошенной на охапку тростника, устроился забайкалец постарше, по имени Фрол. Рядом с ним сидел на свёрнутой попоне кондуктор. Между коленями у него стоял карабин Генри-Винчестера, и Кондрат Филимоныч опирался на ствол щекой, от чего его мужественная его физиономия слегка перекосилась.

— А у вас, в тятькиной избе тараканы не кишат? — отозвался, помедлив, Фрол. В его чёрной бороде заметно пробивалась седина. — Мало ли, какие где крыши? У китайцев, вон, и вовсе углами вверх загнуты. А на Полтавщине — что не крыша, то копна соломенная. Главное, чтобы под ентими крышами добрые люди обитали!

— Да какие ж они добрые, коли в бога не веруют? — удивился молодой.

— Веруют, а как же? Людям без веры никак невозможно, а то не люди быдто, а звери, вроде абезьянов хвостатых. Энти, которые здесь жительствуют — они магометане, на манер наших татар али чеченов. Только не такие лютые и вовсе чёрные на морды. Есть среди них и ворьё, а как же — вон, у меня в Дар-Саламове кисет спёрли. В есть и добрые люди. С виду, правда, лютые, особливо которые масаи. Как они на меня зубами своими треугольными, спиленными, оскалились — ну всё, решил, смерть настала, схарчат чичас! А ничего, жив покудова; народ как народ, не хуже иных прочих!

— Ну да, не хуже… — прогудел через костёр Кондрат Филимоныч. Кондуктор не спал — очень уж хорошо сиделось и говорилось под угольно-чёрным небом, усеянным чужими звёздами. — Такое зверье ещё поискать! Недаром негритянский король, Маванов его прозывают, всех, которые в Христа веруют, как есть режет! Ихнее благородие господин поручик давеча рассказывали: как папаша Мванова помер, сынок велел своим нукерам похватать воспитанников аглицкой миссии и всем, даже попу, головы отрезать!

— Что, так всех и поубивали? — опасливо ахнул молодой казак. Он носил имя Прохор, но забайкальцы за молодостью лет звали его Пронькой. — И схарчили, небось, нехристи?

— Не… — лениво отозвался Кондрат Филимоныч. — Их благородие сказывали, что людоеды — оне дальше обитают, в болотах да чащобах. Вот там самые злодейские люди, и имя им подходящее — нямнямы!

— Это что ж, вроде наших самоедов, что ли, которые в Пермской губернии, у Ледовитого моря?

— Дярёвня! — хмыкнул седобородый Фрол. — Откуда здесь самоеды? Те, хоть и нерусской веры, но тихие да смирные, и закон уважают. Украсть, конешное дело, способны, но чтоб смертоубийство — такого ни-ни. А едят всё больше рыбу мороженую да строганину из оленьего мяса.

— Магометанам тоже закон людей есть не дозволяет. — вставил Кондрат Филимоныч. — Они хоть и на мучительства горазды, но чтобы человечину жрать — такого нет. У меня кум в 77-м году в Болгарии воевал — так ни о чём таком не рассказывал. Хотя животы резали, было…

— Ну, животы не одни они горазды резать. — хмыкнул Пронька. — В запрошлый год, под Читой ловили мы спиртонóш, дык потом, как споймали…

— Брось мести, помело! — недовольно зыркнул на молодого Фрол. — Было — и было, быльём поросло. Нашёл чем хвастаться, живорез, забыл, что все под Богом ходим, со всех на Страшном Суде спросится?

Пронька смущённо умолк.

— Так вот. Опосля, как король Маванов, аглицкого попа зарезал — его за то по всем соседним землям ославили злодеем. Потому как дело это у негрских народов невиданное; съесть они, может и могут, или там ограбить, а вот чтобы за Божье слово жизни решать — нет, тут так не заведено. А Мванов-король озлился, потому как аглицкие попы мало того, что нергитянцев в свою веру обращают, так ещё и под присягу подводят. А потом купчины ихние приезжают и обдирают всех до нитки!

— Ну, тогда он толково всё делает, Маванов-то! — рассудительно заметил третий казак. — Кому ж такое понравится? Желательно тебе про бога рассказывать — говори, люди послушают. Плохо станешь говорить — могут и в морду дать, а ежели нет, так и на здоровьичко! А под присягу загонять — это озорство. Правильно Маванов-король того попа порешил!

— А вот вы, дядя Кондрат, говорили давеча, что Маванов всем, кто христианской веры, запрещает в свои границы вступать? — встрял Пронька. — А как же нас пустят? Мы ведь тоже Христу-богу молимся!

Казаки помолчали — ответа на остро поставленный вопрос бывалый кондуктор дать не мог.

— Не то плохо, что те нехристи людей режут, — прервал затянувшуюся паузу пожилой казак. — а то плохо, что во всей стране Бугандее самого завалящего конька днём с огнём не сыскать. Прежних лошадёнок, что в Дар-Саламове куплены, пришлось продать, прежде чем через озеро плыть — а новых где возьмёшь? Вчера мы с Ерофеичем весь майдан обошли, так лошадей ни единой не сыскали, все ишаки да волы! Придётся дальше конными по пешему…

— А ин ладно. — махнул рукой кондуктор. — Далее сплошные болота пойдут, энти, как их…. папирусные. Это камыш такой здешний. По тем болотам и пешком-то не очень пройдёшь, а для скота местные людишки навострились гати бить — из вязанок камыша, который папирус. Застилают ими топь, а потом пускают коз. Хоть козы у них и мелкие, но всё равно кажинный раз новую гать приходится класть. Человек пройдёт, осёл тоже, а вот конь провалится. А дале — сплошные леса, джунглями прозываются. Леса те дюже поганые: неба там не видать, на земле кусты да трава не растут — потому как деревья солнечные лучи вниз не пропускают. А ядовитых гадов там столько, что лошадь и единого дня не проживёт!

— А людей енти гады жалят? — опасливо осведомился Пронька.

— Такого дурака как ты, непременно ужалят в самые причиндалы! — строго ответил кондуктор. — А будешь сидеть, разинув хлебало, да дурь всякую спрашивать, так и вовсе сожрут. Помнишь, небось, какие на озере змеюки водятся — антилопу целиком сглатывают? В тех лесах и поболе страшилы есть, такие и казака заглотнут!

— Ну да, вместе с конём. — хихикнул Пронька. — Бросьте пугать, дядя Кондрат, непужливые…

Кондуктор прислушался и вдруг вскочил, клацнув скобой «Винчестера». По другую сторону огня нарисовался неясный силуэт.

— Ты, Кондрат Филимоныч, с винтом-то не балуй, неровён час стрельнёт. — раздался добродушный бас. Кондуктор сразу обмяк — к костру шёл урядник. Ему, видно, тоже не спалось: выбрался из палатки в исподней рубахе, без сапог, одни шаровары натянул. Но револьвер за поясом, бдит…