Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

Башмаки и приличное платье болгарин приобрел в очередной, и там же пережил несколько леденящих кровь мгновений, когда лицом к лицу столкнулся с конным разъездом пограничной стражи. Но те не обратили на Божидара никакого внимания — то ли, не успели поднять тревогу, то ли его вовсе не собирались искать, сочтя утопшим.

Так что сутки спустя Божидар возлежал на софе, в номере приличной, хотя и не самой дорогой гостиницы Гельсингфорса. По дороге он еще раз сменил обличье и теперь выглядел вполне респектабельно: то ли мелкий коммерсант, то ли служащий солидной купеческой конторы из южных губерний, совершающий деловую поездку по Великому княжеству Финляндскому. Первый этап его сумасшедшего бегства остался позади; видение сибирской каторги заметно поблекло, уступив место способности трезво мыслить и рассуждать.

А по здравому рассуждению выходило, что дела обстоят не так уж и скверно. В Петербург, да и вообще, в Россию дорога Божидару, конечно, заказана. Не беда — перед тем, как поселиться в гостинице, он зашел на телеграф и отправил условленную депешу на условленный же адрес. Жандармам, которые заинтересовались бы телеграммой, ее текст не скажет ровным счетом ничего, а вот некий господин, поживающий в Стокгольме, на улице Вэстерлонггάтан в доме номер семь, получив это послание, все поймет и немедленно предпримет меры для вызволения попавшего в беду агента. В том, что это будет сделано, репортер не сомневался ни на минуту: бумаги, ради которых и была затеяна эскапада с убийствами, погонями и перестрелками, в его руках, и он намерен потребовать в обмен на них не только гарантий безопасности, но и солидную сумму в британской валюте.

Стокгольмский адрес он получил от Сондерса, во время их последней встречи в Софии вместе с другими подобными адресами — в Копенгагене, Варшаве, Львове. Англичанин подробно проинструктировал, как следует действовать в случае вынужденного бегства, и репортер не сомневался: только благодаря этим наставлениям он до сих пор не за решеткой, в полицейском участке, а то и где похуже. Дополнительную уверенность в благополучном исходе давало и то, что ни стокгольмский адрес, ни содержание инструкций Лидделлу известны не были. И теперь, даже в том почти невероятном случае, если оккультист захвачен живым, он не сможет навести ищеек на его след.

Странное дело — теперь, когда опасность, вроде бы, отступила, и Божидар получил возможность хотя бы ненадолго отвлечься от своих невзгод, его все сильнее терзало ощущение бессилия. Когда надо было бежать, скрываться, лихорадочно выискивать единственно верный спасительный ход — он чувствовал себя, до некоторой степени, хозяином положения. Но теперь, когда инструкции «нанимателя» выполнены в точности и замок в двери гостиничного номера щелкнул, отрезая его от окружающего мира, оставалось только одно: ждать посланца, который должен был решить, наконец, его судьбу. В город Божидар не выбирался, обед заказал в номер из крошечного ресторанчика при гостинице, но все равно, любой шум в коридоре — шаги, скрип тележки, развозящей по номерам блюда, хихиканье горничных — заставлял его вздрагивать от страха, сжиматься в комок, тиская вспотевшей ладонью неудобную рукоять «Дерринжера». А он-то надеялся вволю отоспаться после дикого напряжения этих дней!

С превеликим трудом удерживаясь от того, чтобы заказать из гостиничного буфета бутылку коньяка и надрызгаться для успокоения нервов, Божидар принялся прикидывать, как, если припрет, он будет выбраться из города. Например, сесть на финский пароходик совершающий регулярные рейсы до Або. А то и вовсе нанять рыбацкую шхуну, добраться на ней до Ревеля или даже до Риги, а там рукой подать до германской границы. Впрочем, болгарин осознавал, что не решится на подобный риск, разве что дела пойдут совсем уж скверно.

С этими мыслями репортер провалился в сон. Из-под подушки торчал уголок портфеля — когда-то дорогого и солидного, а теперь безжалостно замызганного, исцарапанного, но по-прежнему, хранящего в кожаной утробе единственный шанс на спасение.

— Итак, вы утверждаете, что Сэмюэль Лидделл погиб на ваших глазах?

Божидар поежился — беседа все больше походила на допрос. Не так он представлял себе встречу с долгожданным спасителем, не так! Не было ни ободряющих похлопываний по плечу, ни заверений в беспокойстве о его, Божидара, участи… Эмиссар Сондерса сидел на стуле прямой, будто проглотил собственную трость. В движениях пальцев и выражении лица не угадывалось ровным счетом никаких эмоций — как и в глазах, спрятанных за круглыми стеклышками пенсне. На собеседника он смотрел, как лондонский клерк смотрит на чернильный прибор на своем столе. Впрочем, внешность гостя имела мало общего с клерком — скорее, он походил на представителя солидной похоронной конторы: черный сюртук и брюки, черный, как антрацит, котелок, аккуратно пристроенный на бюро, крупный черный агат в золотой булавке, прихватывающей черный же галстух.

— Никаких сомнений, мистер…э-э-э?

— Я бы предпочел пока обойтись без имен. — ответил «гробовщик». — Впрочем, можете называть меня «герр Шмидт». Это имя я назвал швейцару при входе.

Визитер старательно выговаривал фразы, имитируя шведский говор, но репортера, отлично разбиравшегося в акцентах любого уголка Европы, обмануть было трудно: гость — природный англичанин, скорее всего, из Лондона.

Он явился утром, всего через три дня после того, как телеграмма с воплем о помощи ушла в Стокгольм. Слегка поклонился Божидару — тот вспотел, услыхав стук в дверь, и встретил долгожданного визитера, сжимая в правой ладони, за спиной, «Дерринжер». К счастью, гость не стал протягивать руки для приветствия и проследовал в комнату, едва удостоив хозяина номера взглядом.

— Можете быть уверены, Лидделл погиб. — повторил репортер, пытаясь натянуть на физиономию приличествующую случаю грустную мину. — Это случилось на моих глазах, так что никаких сомнений быть не может.

— Но, как я понимаю, вы знаете, где сейчас те документы, что он держал при себе?

«Еще бы ты этого не понимал, — неожиданно зло подумал болгарин. — Не будь в телеграмме условленной фразы, означающей, что бумаги Мировича у меня, ты бы и шагу не сделал из своего Стокгольма!»

Но вместо этого ответил:

— Разумеется, знаю, герр Шмидт! На шхуне мы все время держались рядом, и когда русские взорвали судно, он успел перебросить портфель с бумагами мне. Больше я Лидделла не видел, а документы — вот они!

И подтолкнул к гостю потрепанный крокодиловый портфель.

Божидар тактично умолчал о том, что видел герметиста уже после взрыва, в воде. Несчастный захлебывался и готов был вот-вот пойти ко дну. Увидав рядом, в воде, болгарина, Лидделл, протянулся к нему — в правой руке он сжимал портфель. Божидар схватил за ручку, вырвал портфель у англичанина… скрюченные пальцы Лидделла вцепились в рукав, но репортер оттолкнул руку. Последнее что он видел — остекленевшие, полные ужаса глаза и пузыри воздуха, вырывающиеся из его разинутого в немой мольбе рта.