Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

Эту фразу Берта произнесла по-немецки. Рюффо все понял. Он сильно сгорбился, от чего его тщедушное тело казалось еще меньше, словно у подростка, только глаза сверкали не по-детски злобно из почернелых, глубоких глазниц. Француз переводил взгляд со Смолянинова на Берту и обратно. Крутить головой он не решался — за каждой попыткой неизменно следовала увесистая оплеуха. Антип бдел.

— С взрывом, вроде как, все понятно. — подвел итог Смолянинов. — Ничего не скажешь, хитро задумано: бомбы, замаскированные под угольные брикеты, растяжки подпилены… Вот что: спросите-ка еще раз насчет Сондерса — не верится мне, что он совсем уж ничего о нем не знает…

Не успела Берта задать новый вопрос, как произошло множество вещей. Рюффо рыбкой, нырнул вперед с плетеного короба, на котором он сидел, как на табурете; ладони Антипа впустую сгребли воздух, а механик уже перекатился через голову, вскочил, ежом развернулся на месте — и прыгнул навстречу бывшему лейб-улану. Тот раскинул широко руки, еще не понимая, что случилось, и Рюффо ударил его в грудь высоко вскинутой ногой. От этого удара Антип грузно опрокинулся на спину, с громким стуком врезался затылком во вьючный кофр с экспедиционным барахлом и потерял сознание. Смолянинов рванул из кобуры «Кольт», но было уже поздно — Рюффо обхватил сзади Берту правой рукой. На поясном ремне у женщины болтались пустые ножны — негодяй сумел в прыжке завладеть оружием, и сейчас левой рукой прижимал к горлу девушки охотничий кинжал. Смолянинов так и замер с револьвером в руке, не отрывая взгляда от острия, проткнувшего невесомый шелк — Берта укутывала шею платком, чтобы защитить нежную кожу от палящего африканского солнца.

— Бросай пушку, русский, пока я не нарисовал этой бельгийской шлюшке еще одну улыбку!

Рюффо говорил по-немецки, и в голосе его сквозило неприкрытое торжество. Обезьянью физиономию исказила гримаса радости: не улыбка — злобный оскал щербатого рта! Смолянинов разжал пальцы, «Кольт» со стуком упал на твердо убитый земляной пол.

— Сейчас ты, русский отдашь мне бумаги, о которых мы тут толковали. Потом мы, все трое медленно — медленно, понял? — выходим из хижины, я беру вьючного осла, винтовку с патронами, и мы с дамочкой покидаем селение. А ты, русский, проследишь, чтобы черномазые свиньи стояли столбами, как Лотова жена! Как доберемся до немецкой миссии на озере Альберт, я ее отпущу. Но, не дай Бог, замечу погоню — приколю как поросенка, все ясно, русский?

В углу трудно закопошился Антип. Рюффо боком, волоча за собой Берту, шагнул к нему, примерился пнуть лежащего в голову, но в этот момент полог, прикрывающий вход в хижину колыхнулся и на пороге возник Кабанга.

Француз еще только оборачивался навстречу незваному гостю, а тот уже отпрыгнул в сторону от дверного проема, и в руке его блеснула сталь. Время будто замедлилось: Смолянинов видел, как трумбаш проводника — разлапистый, с тремя крючковатыми отростками, как у индийского солярного креста, — дважды провернулся в воздухе и с громким хряском врубился Рюффо между глаз. Тот повалился на Берту; та вскрикнула, мелькнуло лезвие кинжала, и Смолянинов с ужасом увидел, как светлый шелк окрасился кровью. Он кинулся к ней, подхватил, но Берта и сама уверенно стояла на ногах.

— Не стоит беспокойства мсье Леонид, это всего лишь царапина — задел, когда падал. Надо сделать примочку и все будет в порядке. Жиль, скорее сюда, бездельник, и аптечный саквояж с собой прихвати!

Сразу стало тесно: вслед за стюардом в хижину ворвались Садыков и кондуктор Кондрат Филимоныч. Оба сжимали в руках револьверы. Антип поднялся, наконец, на ноги. По лицу обильно стекали струйки крови, пятная белую солдатскую рубаху, левой рукой он зажимал рану на голове.

— Виноват, вашсокородие, не доглядел! Эк он, вражина, извернулся-то, кто ж мог подумать, что такой прыткой!

— Это сават — сказала Берта, принимая у перепуганного Жиля склянку. — В переводе на русский — «старый башмак», известен также как «марсельская игра». Это особый род уличной борьбы, придуманный матросами: нечто вроде английского бокса, только здесь идут в ход еще и захваты, толчки, удары ногами. Похоже, покойник неплохо им владел. Мой Жиль тоже отличный саватёр, и кан о м [89] «la Canne», фехтование на боевых тростях; отдельное направление в савате. знает. Он и мне показал кое-какие полезные приемы…

Она оторвала от горла платок, плеснула на него из склянки. Остро запахло спиртом.

Кондрат Филимоныч кинулся помогать Антипу, а поручик так и стоял посреди хижины, уставившись на рукоять трумбаша, глубоко застрявшего в переносице Рюффо. Глаза мертвеца уже остекленели. Крови из-под воткнувшегося клинка вытекло на удивление мало, и оттого обветренное, темное от загара лицо механика, обезображенное этим чудовищным дополнением, выглядело бутафорским, ненастоящим — будто изуродованная каким-то вандалом восковая голова из «Кабинета ужасов» на лондонской Бейкер-стрит [90] Знаменитый музей восковых фигур мадам Тюссо с 1835-го года располагался в Лондоне, на Бейкер-стрит, позже прославленной в произведениях Конана Дойля. Одной из главных достопримечательностей музея был «кабинет ужасов» с фигурами жертв французской революции, знаменитых убийц и преступников. .

Из путевых записок Л.И. Смолянинова.

«— Таким образом, — заключил свой рассказ Дрейзер, — если эта карта не слишком расходится с истиной, то наша цель, цель „Руритании“, цель графа Николы находится где-то здесь.

И изобразил карандашом нечто вроде овала — примерно посредине между двумя прихотливо извивающимися линиями рек. Я посмотрел на рисунок, затем сверил его с с тем, который извлек из дорожной сумки. Рисунки были очень похожи, только на моем, над изгибами одной из речек мелкими буквами было подписано: „Момбу“. Чуть выше, в „междуречье“ имелась еще одна надпись, покрупнее: „пл. Азанде“.

Имя речки, как и название обитающего в верховьях Уэлле племени, начальник экспедиции позаимствовал из записок Клеймеля; Дрейзер пользовался картой из бортового журнала „Руритании“. Обе карты если не совпадали в точности, то весьма напоминали одна другую, и это внушает некоторую надежду на успех: карта Леньяра составлена Эберхардтом и Рукавишниковым на основе древних манускриптов, моя же — работа недавно побывавшего в этих краях Петра Петровича Клеймеля.

Я собрал совещание, намереваясь обсудить дальнейший маршрут. Первая задача нашей экспедиции, поиски места крушения „Руритании“, с блеском выполнена: найдены и обломки дирижабля, и документы Леньяра, и даже его заметки, касающиеся строительства воздушного корабля. Мало того: спасен единственный оставшийся в живых воздухоплаватель, удалось выйти на след тех, кто погубил „Руританию“. Конечно, настоящих виновников катастрофы придется искать в Европе, но и такая ниточка дорогого стоит…