Юрий Силоч - Союз нерушимый… [litres]

Я перебирал в голове все возможные «если», старался пропустить через себя каждую из этих ситуаций, продумать хотя бы примерный план действий, просчитать реакцию оппонентов. Пораскинув мозгами, я пришёл к выводу, что в одиночку не справлюсь, раздвоил сознание и в несколько операций создал собеседника, на котором начал тестировать заготовленные заранее фразы и сценарии развития событий.

Чрезвычайно занятый этим, я не заметил, как мы вплотную приблизились к конечной точке путешествия.

Закрылись гермоворота, автобус жёстко приземлился на стальную платформу. Зашипел впускаемый воздух, и офицеры, услышав это, принялись отстёгивать ремни, громко переговариваясь друг с другом и собираясь у выхода.

– Молодой человек, вы на следующей выходите? – спросил один из них, похлопав стоявшего впереди товарища по плечу с капитанскими погонами. Не знаю, в чём было дело, возможно, в освещении, но я только сейчас рассмотрел, что эти «космонавты» практически дети: никому из них явно не было больше двадцати двух.

Шлюз был очень похож на пенал – такой же длинный, тёмный и тесный. Первые шаги по стальному полу крейсера дались непросто из-за гравитации: приходилось двигаться очень осторожно, чтобы не стукнуться головой о потолок. В воздухе пахло бензином и хлоркой, двигатели «автобуса» тихонько потрескивали, остывая. На выходе нас ждал молодой парень в белом халате, сидевший в «аквариуме» из толстого стекла.

– О, Славка! – радостно сказал один из флотских. – Здоров!

– И тебе не хворать! – ухмыльнулся медик. – Давайте к стене!

Мои попутчики выстроились, я последовал их примеру, правда, не особенно понимая, что вообще происходит.

– Рота, огонь, – пробурчал лейтенант рядом со мной, и его товарищи пару раз тихонько гыгыкнули.

Я испуганно дёрнулся – неожиданно с потолка на нас с шипением устремился белый холодный пар со специфическим запахом. Рефлекторно задержал дыхание и едва дотерпел до конца процедуры: очень не хотелось вдыхать дрянь, после которой на языке оставался отвратительный привкус.

– Скажите, доктор, мой триппер вылечен? – обратился к аквариумному Славке тот самый офицер, который не так давно спрашивал про выход на остановке.

– Не-а, – осклабился тот. – Мужайтесь, скоро ваша пипирка отсохнет и отвалится.

– Ой! – притворно испугался юнец. – И что же, шансов нет?

– Никаких, – медик Слава обрубил надежду на корню. – Понос, судороги и смерть. Идите, не задерживайтесь.

В коридорах и отсеках я чувствовал себя лишним. Корабль и экипаж работали чётко и слаженно, как хорошо отрегулированный механизм, а я был в этом механизме песчинкой, попавшей меж шестерней. Офицеры и матросы тащили службу как могли, а я только путался под ногами.

Внутри Гагарин оказался очень похож на подводную лодку. В отсеках, отделённых друг от друга переборками и овальными люками с красными ручками-колёсами, с трудом могли разойтись два человека. Тесноту порождало рационализированное донельзя использование пространства: повсюду какие-то терминалы, экраны, трубы, лестницы, кабели, углы и ромбы. За первые полминуты путешествия я с десяток раз ударился о выступающие углы корабельного оборудования, неизменно улавливая презрительные взгляды космонавтов. Глупо, но они меня злили.

К моменту, когда я добрался до места назначения, меня несколько раз успели сбить с ног и открыто обматерить сновавшие по коридорам космонавты, которые постоянно куда-то торопились.

– Прокопенко! – заорал в рацию усатый полный черноволосый мичман, когда я проходил мимо. – Где баллоны? Мусор ты космический, я твою маму хорошо знал! В машинном сгною, сволочь! Меня Нестеров на портупею скоро пустит! Баллоны тащи, давление падает!

Чем ближе к маршалу, тем сильнее становилось волнение, хоть я старался этого и не выдавать. Но, несмотря на это, когда, наконец, показался заветный указатель, ноги предательски ослабли, а в глазах потемнело – и прямо перед лицом замельтешили чёрные точки. Мне в спину что-то ткнулось, и тут же раздалось виноватое: «Ой!»

– Что с вами, товарищ младший лейтенант? – передо мной вырос старшина – но не пехотный громила, а флотский, низкорослый и щуплый, специально выращенный для того, чтобы без проблем пролазить в люки и не ударяться головой о всякие железки.

– Всё в порядке, – сказал я, вставая едва ли не по стойке смирно. Однако это не помогло: в глазах всё ещё было темно, словно сознание вот-вот меня покинет. Только этого не хватало.

– Сейчас-сейчас, – сержант придержал меня и рявкнул куда-то в сторону: – Дежурный! Дежурный, собака злая! Почему кислорода так мало! Я как зашёл, так сразу почуял, что у вас дышать нечем!

– Так установка накрылась, тащсержант! – пронудел кто-то, пытаясь оправдаться.

– А мне это знаешь по какому месту? Хоть иллюминатор открывай и проветривай! Видишь, человеку плохо? Пойдёмте, тащлейтенант, главное из этого отсека выбраться.

И действительно: стоило очутиться снаружи, в коридоре, что вёл в «номера», как дышать стало куда легче. Сержант откозырял и убежал обратно, а я даже не успел его поблагодарить. Хотя… Стоп! Всё получилось слишком просто и быстро.

Меня раскрыли.

Я шагал по пустому коридору, заложив руки за спину, и обдумывал случившееся. Всё шло слишком гладко с самого начала, и это уже был признак того, что я под колпаком. Во-первых, Палыч специально выдал хреновенькие документы, которые не выдержали бы тщательной проверки. Проверяли их более чем тщательно, я уверен – флотский снобизм частенько становился непреодолимой преградой на пути представителей других родов войск, решивших попасть на боевой корабль. А «Гагарин» не просто корабль – целый флагман. Во-вторых, все встречные меня материли, а именно этот сержант оказался вежлив и тактичен, даже бросил свои важные космические дела для того, чтобы помочь какому-то недоофицеру. Руки чесались от желания проверить карманы, но тут везде, скорее всего, были понатыканы камеры. И ловушка-то простенькая. Проследить путь, выкрутить воздух на минимум, дождаться, пока непривычный к этому человек начнёт терять сознание, и… И что? Жучок?

Думаю, да.

Поручение у меня для Гречко, и из этого можно сделать вывод, что контрразведка флота желает узнать, какие шашни маршал водит с пехотой.

Или они уже знают это и собираются получить доказательства? Каждый шаг приближал меня к маршалу и оставлял всё меньше времени для размышлений.

Поскольку «Гагарин» изначально проектировался как флагман, то здесь предусматривалось несколько дополнительных жилых помещений – отдельные каюты-кабинеты на случай, если большие шишки захотят поработать или поговорить в одиночестве. Дежурные с нескрываемым презрением направили меня к одному из них – туда, где по коридорам не тянулись кабели и трубы, а матросы и старшины были не худые, дёрганые и постоянно бегающие между терминалами и манометрами, а откормленные, розовощёкие и держащие осанку. Они охраняли покой своих покровителей с усердием сторожевых собак, и когда я шёл по короткому коридору, провожали меня голодными взглядами. Того и гляди, зарычат и вцепятся в ляжку. У дверей маршальского кабинета стоял целый капитан третьего ранга.