Роман Злотников - Вселенная неудачников

В реальном времени это длилось недолго. Секунд двадцать, а может быть, тридцать.

Но субъективно эти секунды разделились на вечность.

Потом Полсон нажал на кнопку, и всё кончилось.

— … — сказал я. — Чтоб вас обоих приподняло, хлопнуло, сплющило, размазало, а потом ещё раз приподняло и так и оставило.

Полсон нахмурился.

Я сообразил, что выругался по-русски, так что полного смысла пожелания он мог и не уловить. Однако, судя по сосредоточенности его лица, его заботило вовсе не непонятное ругательство.

— Ты путешествовал по лесу, заблудился и долго не мог найти дорогу к людям, — сказал майор. — У тебя кончились еда и питье, ты умирал от жажды и потерял сознание, когда тебя нашли индейские охотники. Они и принесли тебя сюда. Ты должен быть им благодарен за то, что они не оставили тебя умирать в лесу. Они не очень любят белых. Сейчас ты находишься на плантации, принадлежащей нам, и скоро мы отправим тебя в город на вертолете.

Полсон покачал головой.

— Точно, — сказал я. — Именно так всё и было, майор.

Теперь пришла его очередь хмурить лоб.

— Ты что, всё помнишь? — спросил он.

— Ага, — сказал я. — На меня эти ваши джедайские штучки не действуют. И ещё ты ладонью по воздуху провести забыл.

Мне всегда говорили, что язык мой — враг мой, и большая часть неприятностей происходит со мной именно потому, что я не способен держать своего врага за зубами.

Ещё мне говорили, что у меня дурацкое чувство юмора, мозг амёбы и чувство такта, как у медведя-гризли, проснувшегося с большого похмелья. В общем, мне про меня много чего говорили…

— Что происходит? — спросил майор у Полсона.

— Процедура не подействовала.

— Я вижу, что она не подействовала, — сказал майор. — Я спрашиваю почему.

Полсон пожал плечами.

И что самое удивительное, разговаривали они уже не по-английски.

Это была смесь английского, испанского, французского, немецкого и, как ни странно, русского. Я не могу похвастаться совершенным знанием всех этих языков, тем более что и говорили они именно на смеси и с весьма странной грамматикой, однако в целом суть диалога была мне понятна.

— Раньше такие случаи были? — спросил майор.

— Нет, — сказал Полсон. — Никогда. Даже на стадии экспериментов процедура… — следующего слова я не понял, — не давала ни одного сбоя.

— Наше оборудование в порядке?

— Да.

— Тогда, может быть, стоит повторить?

— А смысл?

— Чтобы удостовериться.

Полсон вздохнул, коротко и ясно дав оценку предложению майора. Тем не менее, он снова щёлкнул клавишами на выносной клавиатуре, и миллион подкованных муравьев вернулись в мою черепную коробку.

— …! — Теперь уж я не стал сдерживаться.

Процедура показалась мне ещё неприятнее, чем в первый раз, и длилась она существенно дольше.

Разговаривать после окончания процедуры они со мной не стали. Полсон посмотрел на монитор и отрицательно покачал головой.

— Не вижу здесь большой проблемы, — сказал майор. — Одним навсегда исчезнувшим в джунглях больше, одним меньше… Ну не вернётся он в город, и что это изменит? Большего шума, чем есть, мы уже не создадим.

— О чём вы говорите, майор?

— О физическом устранении, — сказал майор. — Джунгли всё спишут.

— Вы предлагаете нам его убить?

— Да.

— Эй, — сказал я. — А как же гуманизм, человеколюбие и всё такое? Может, сначала по-хорошему попробуем договориться?

— Коровье дерьмо, — по-английски выругался майор. — Он что, нас понимает?

— Попробуйте говорить на суахили, — сказал я. — Тогда вас точно никто не поймёт. В этой части света как минимум.

Вот не надо было мне этого говорить. Майор расстроился, снова вытащил свою хреновину из кобуры, и меня опять вырубило.

Когда сознание вернулось ко мне в очередной раз, я лежал в кровати, что было хорошо. Уж по крайней мере лучше, чем на электрическом стуле. Или в морге.

Только на этот раз я был к этой кровати привязан, что не прибавляло мне оптимизма.

Интересно, что за фигня тут происходит? На заговор спецслужб это уже не похоже. На перевалочную базу Медельинского или любого другого наркокартеля тоже.

У прежних версий оказался слишком мелкий масштаб.

Фигня, которая творилась со мной, носила явно большие размеры.

К правой руке был прикреплен какой-то датчик, но аппаратура в комнате по-прежнему отсутствовала. Blue tooth штуковина, посылающая данные куда-то ещё.

Работала она неплохо, и за моим состоянием явно кто-то следил, потому что уже через пять минут после моего пробуждения в комнату явились Полсон с майором.

Судя по тому, что у них с собой были стулья, они явно настроились на долгую беседу.

— Я хочу курить, — сказал я. — Догадываюсь, что вы собираетесь мне что-то сказать, но я лучше понимаю слова, когда не страдаю от отсутствия в моём организме никотина.

Полсон посмотрел на майора.

Майор посмотрел на Полсона.

Полсон вытащил из кармана начатую пачку моих сигарет и зажигалку. Майор освободил мою левую руку.

Пока они рассиживались по стульям, я закурил. Первая затяжка, как это обычно случается после долгого перерыва, принесла лёгкое головокружение, и это было хорошо. Курильщики меня поймут.

— Пепел куда стряхивать? — спросил я.

— На пол, — сказал майор. — И учти, что больше сигарет у нас нет.

— Бедно живете, господа плантаторы, — сказал я.

Мы опять разговаривали по-английски.

— Расскажи нам о себе, — сказал Полсон.

— Что именно? — спросил я.

— Всё.

— Это займёт какое-то время.

— Неважно, — сказал Полсон.

— Но потом не говорите, что я вас не предупреждал, — сказал я и принялся за рассказ.

На самом деле обычный человек, к коим я всегда относил и себя, может не так уж много рассказать о первых двадцати трёх годах своей жизни. Не так уж много в ней происходит достойных упоминания событий.

Родился, ходил в детский сад, учился, дружил, влюблялся, дрался, спорил, мечтал…

Попробуйте сами. Едва ли вы сможете растянуть этот рассказ на три с половиной часа, даже при условии, что вам удастся вспомнить несколько особо примечательных эпизодов.

Мне удалось.

Потому что я вредный.

За это время я выкурил ещё две сигареты, стряхивая пепел на пол, как и было предложено. Я ещё и окурки тушил о белую стену, но у моих гостей столь варварские действия не вызывали никакого раздражения.

Они слушали. Слушали очень внимательно, как будто я им теорию относительности обосновывал. Или являл откровение новоявленного пророка.

Когда я закончил, они обменялись многозначительными взглядами, но разговаривать между собой на суахили всё-таки не стали.

— Итак, ты не разведчик? — спросил майор.

— Нет.

— Но все принимали тебя за разведчика?

— Глупо получилось, правда?