Денис Шабалов - Без права на ошибку

Добрынин, которого этот вопрос интересовал ровно в разрезе дедова предсказания, поежился. Что там этот прорицатель-то наговорил?.. Тьму, бедствия, отсутствие покоя и все такое прочее… С учетом всего вышесказанного и предстоящего пути в несколько тысяч километров, а также того, что Убежище осталось почти без защитников, перспективка рисовалась мрачноватой. Хотя… вроде бы где-то читал: чтоб предсказанное не сбылось, пророка нужно убить. Ну вот… Шаман мертв. Может, не исполнится?..

Еще чуть больше его заинтересовали слова о том, что даже деду, местному жителю, приходится плутать. Старик, конечно же, имел ввиду Блуждающий Край, о котором говорил еще Шаман. Нужно было провентилировать этот вопрос, вдруг да пригодится. Однако, ответ был таков, что практической ценности почти не представлял.

– Блуждающий – это да… – усмехнулся старик. – Это Ванькино, он так и называл. Но это больше там, на тракте проявляется, или ежели западнее забирать. Вот там да, там места пропащие. И сам тракт, бывает, шалит. А здесь… Последний раз… ну скока… недели три тому натыкался. Теперь еще месяца два жди. По эту сторону тракта такое нечасто. Но тоже, знаешь, чудно… Бывает идешь, идешь… вот она тайга, ты ее как свои пять пальцев знаешь, и вдруг бац… словно лоскут леса вырвали и другой вставили. Совсем незнакомый. А раз даже пустыню видел, представляешь?! Торчит посередь леса кусок, и песок – белый-белый! И солнце! Здесь лучше аккуратненько назад попятиться – и в обход по знакомым местам. А еще лучше отвернуться и подождать: этот пропадет, старый назад возвернется. Если в такой кусок зайти, да так, что из виду знакомый лес потерять, – всё. Пропадешь. Не раз бывало, и не возвращался еще никто.

– Если на тракте такая жопа творится, почему же он все это время там жил? – удивился Добрынин. – Давно бы уже переселился…

– Привык, – пожал плечами Николай Иваныч. – С самого детства там. Родители на тамошнем погосте, брат старший – тоже. Очень уж они дружны были, не разлей вода. Старший-то, Илья, был в честь Ильи-пророка назван и по духовной стезе пошел, в семинарию поступил. Ванька его Жрецом называл, а тот его – Шаманом, значит… И куда ж он от корней своих денется? Ну и… еще причина есть. Бабка у него там лежит. Но не на погосте, нет… Нехорошая история получилась… Очень он ее любил, Анютку свою. Но раз как-то по пьяной лавочке руку поднял и зашиб до смерти. Никто об этом не знает, только мне рассказал. Испугался он до смерти, и чтоб не вскрылось, в болото тело спрятал. Испугался, да… У нас ведь с этим просто. Народ таежный, крутой. Раз – и пустят красного петуха, спалят избу. Крест, конечно, поставил кой-какой, сам-то он очень уж верующий… После уж пытался несколько раз откопать, да поздно: болото если что взяло – не отдаст. Очень его совесть мучала, прямо жаль меня брала. Вешался, вены резал, даже стреляться хотел… Хорошо, я отсоветовал. И кстати… вот как дьявола увидал, с тех пор вроде даже как-то и успокоился, перестал убиваться. Не знай уж, что это было… Блуждающий Край! Кто ж его знает, куда он заперся, с дороги-то сбившись…

Добрынин усмехнулся: дед говорил так, будто Шаман в аду побывал и назад вернулся. И там-то способности свои и обрел. Сюда бы Сказочника, уж он бы с Шаманом поговорил по душам, повыспросил. Очередная жутковатая история в его копилку.

Тронулись дальше. Николай Иванович обнадежил – осталось всего ничего, с полчаса ходу. Но эти полчаса, пожалуй, стоили тех трех часов, что они уже путешествовали по болоту. Как таковое, болото осталось позади, и теперь путь лежал по возвышенности, сплошь заросшей невысокими кочками, стоящими в прозрачной воде. Трясины уже не было, топей и черных окон тоже, одни лишь кочки вокруг, сколько хватало глаз, да медленно текущая меж ними прозрачная водица. Однако кочки давали изрядную фору и трясине, и топям. Плотно жмущиеся друг к другу, они не позволяли сделать полноценный шаг и приходилось либо семенить, словно японская женщина, либо делать гигантские шаги, раз за разом выбирая, куда бы поставить ногу. Это было не тяжело, но раздражало неимоверно! Одно хорошо – отсутствие трясины и возможности окунуться в нее с головой, позволяло двигаться без шлема, и он болтался теперь на перевязи рюкзака, время от времени ударяя Данила по заднице. Хоть фильтры поэкономить.

– Дед… ты бы хоть на болоте что ли дом свой поставил, – прыгая с кочки на кочку, пожаловался он. – Мы ж сколько островков с твердой землей прошли! На одном вообще ферму можно основать – соток пять площадью!

– Что я, дурак, дом на болоте ставить? – семеня впереди, пожал плечами старик. – Комарье, гниль… А бывает – газ выходит, воняет не продохнешь! Тут получше место есть. Мы сейчас с болота вышли, на подъем идем. Здесь возвышенность круглая, километра три в диаметре. И в центре ключи бьют. Родники. Вот она, вода, меж кочками-то журчит, не застаивается. Чистейшая, родниковая – пить можно! А как вниз уйдет – там и все, болото. Там и остается, не дает болоту пересохнуть. Вот там, в самом центре, у родников, у меня избушка и стоит. Видишь рощицу впереди? Туда нам.

Местность вокруг была такая, что Добрынин волей-неволей вновь задумался о засаде. Здесь, может быть, еще даже получше болота будет. Там все ж и за деревцем укрыться можно, и за островком, и с головой окунуться, из сектора пропасть… А тут – некуда деться! Опять же, попробуй-ка, сманеврируй! Только отвлекись, враз ноги переломаешь. Притвориться такой вот кочкой, да с четырехсот метров всех и перещелкать. У ВСС здесь подавляющее преимущество! Однако оставался серьезный вопрос: согласится ли дед Николай? Дело-то серьезное. И если, не дай бог, сорвется, ему же и отвечать. Добрынин что… Сегодня здесь, а завтра уже километров за пятьдесят, по всем четырем направлениям ищи. А у деда дом. И наказывать придут именно его. Тут нужно было крепко подумать, прежде чем авантюру предлагать. Да и есть ли смысл?.. Прямая подстава для деда. Не согласится он, как пить дать.

То, что старик называл мелким и непримечательным словом «избушка», на поверку оказалось целым хутором с большим кирпичным домом и двумя поменьше, гаражом и хозяйственными постройками. Стояло все это хозяйство на островке ровной земли соток в тридцать площадью, на которой имелся даже собственный лесок, заросший ольхой, березняком и ивами. По всему периметру островка шел высокий и основательный частокол.

– Откуда это здесь? – удивился Добрынин, едва углядев вдали ровные кирпичные постройки. – Поселок посреди болота? Кирпичи с большой земли сам таскал?

Николай Иванович усмехнулся:

– Какой там. Я тогда хоть и молодой был, здоровый, но на себе не натаскаешься. С южной стороны болота большие залежи торфа. Торфоразработки здесь планировались. Уже и управление построили – вот это оно как раз и есть, мой хутор, – и узкоколейку с юга подвели, и электричество подтянули. А потом сам знаешь что. Война. Я тут сначала сторожем работал, а потом как Война-то началась, так и вовсе жительствовать устроился. Теперь тут и жена, и двое сыновей с семействами, и еще одна семья соседствует. Целый хутрор. Нормально живем, грех жаловаться. Тайга кормит.