Франсис Карсак - Том 3. Львы Эльдорадо

Тераи почувствовал, как на лбу у него выступил пот. Вот-вот должно было случиться то, чего он боялся с самого начала.

— Ты требуешь от меня слишком много, Ээнко! Умбуру, которые живут на том берегу, — тоже мои братья, и ты это знаешь! Они также принимали меня у своих костров. Мое сердце обливается кровью при мысли о том, что ты, Ээнко, убьешь Кильно или падешь от его руки. Почему бы вам не заключить мир? Дичи полным-полно как на этом берегу реки, так и на том. Оставьте южный берег умбуру, и пусть они оставят вам северный!

— Кровь нашего брата, убитого вчера вечером, требует возмездия, и наши похищенные женщины заливаются горькими слезами в лагере умбуру!

— Если хочешь, я сам пересеку реку, повидаюсь с Кильно и договорюсь с ним о том, чтобы он вернул вам женщин. Что же до убитого воина... разве тебе самому не доводилось убивать умбуру?

— Ты отказываешься нам помочь, и это при том, что мы оказали тебе самый сердечный прием!

В груди у Тераи уже вскипала ярость. Он встал и распрямился во весь рост, едва не задев головой потолок.

— Правда, Ээнко, заключается в том, что ты встретил меня направленным на меня копьем, в то время как я спас твоего отца, здесь присутствующего! И если бы не он, одному Антафаруто известно, что бы случилось! И тебя, Броль, — продолжал он, указав пальцем на одного из вождей, — я тоже спас, остановив моим смертоносным оружием того биштара, который едва не затоптал тебя в период гона! Вспомни и ты, Бикор, как я вытащил тебя из грязи зыбкого болота, в котором ты увяз! А тебя, Рофе, не окажись рядом Лео, сожрал бы н’губу, следовавший за тобой, тогда как ты его даже не заметил! Полагаю, я был верным другом всем ихамбэ! И я хочу таковым остаться. Но я не буду помогать вам в вашей войне!

— Но почему? Ты ведь не трус, и нам это известно!

— Потому, что любая война абсурдна, и даже не будь она такова, ваша война — не моя война! Я явился в этот мир не для того, чтобы убивать людей. Я хочу сохранить дружеские отношения с умбуру так же сильно, как желаю остаться другом и вам, и я постараюсь остановить эту дурацкую бойню, если смогу! В истории моего собственного мира было слишком много войн и крови. Здесь же я хочу сохранить руки чистыми. Если вы меня отвергнете за это, я уйду, преисполненный печали, но сохранив мое дружеское к вам расположение. Но это самое большее, что я могу сделать!

— Если ты не наш союзник, значит, ты наш враг, и...

— Тихо! — отрезал Охеми. — Я понимаю, что хочет сказать Тераи, я, который после того как умбуру убили моих родителей, был подобран бихуто и прожил немало лун с ними, прежде чем смог воссоединиться со своим народом. Я бы тоже отказался поднять оружие против бихуто. Так и быть, Тераи. Мы не станем больше требовать от тебя сражаться на нашей стороне, но если этот наш поход состоится, сможешь ли ты защитить наших женщин и детей от хищников или людей, пока наши воины будут на том берегу?

— Конечно, Охеми. Это я сделаю.

— Да будет так!

Ихамбэ отсчитывали время по фазам Антии, самой крупной из лун, и в течение следующих трех лунных месяцев все было тихо и спокойно — не происходило ровным счетом ничего необычного. Тераи уже начал надеяться, что от военного плана решено было отказаться. После нескольких дней холодной отстраненности Ээнко предложил геологу поохотиться вместе на н’губу, и, при помощи Лео, они отследили и уложили парочку этих хищников, поразительно похожих на земных тигров, с той лишь разницей, что у н’губу на оранжевом шерстном покрове черные полосы встречаются лишь изредка. В деревню они триумфально вернулись с восхитительными «шубами», и Тераи преподнес свою Лаэле — та с радостью ее приняла и еще долго пребывала на седьмом небе от счастья! Ээнко с ухмылкой наблюдал за всей этой сценой, спрашивая себя, знает ли Тераи значение только что сделанного им жеста: предложение вступить в брак — и ответ: да, я согласна.

Но ихамбэ все же не отказались от своего возмездия — просто они готовили его самым тщательным образом. Несколько раз собирался совет вождей, дважды в нем принимали участие вожди деревушки Ние и других поселений. По ночам воины скрытно грузились на быстрые пироги и уплывали в направлении противоположного берега. К’ту, лучший во всем племени кремнетес, проводил свои дни за разбиванием камней и преобразованием пластин и отщепов в кинжалы, наконечники копий, дротиков и стрел. Наконец, как-то утром, Охеми вызвал Тераи к себе.

— Этой ночью, значительными силами, мы пересечем реку. Я беру с собой всех воинов, которым уже доводилось сражаться. Оставляю лишь неопытных юнцов, которые были бы там скорее помехой, нежели подмогой... Мы атакуем и сожжем деревню, которая находится вон там.

Его вытянутая рука указывала на юго-запад. Тераи облегченно выдохнул: деревня его друзей-умбуру располагалась значительно восточнее.

— Молодежь, которая останется здесь, получила приказ подчиняться тебе, как мне самому. Не позволяй им уходить далеко, держи в пределах видимости. Если понадобится, тебе помогут старейшины.

— Хорошо. Но я бы предпочел, чтобы ты отказался от этой войны, Охеми.

Вождь вознес руки к небу.

— Между нами — я тоже ее не хочу! Но ихамбэ — свободный народ, и власть вождя — не безгранична. А уж потом он должен идти со всеми, если хочет остаться вождем.

В кромешной ночи войско ихамбэ, несколько сотен голов, тихо погрузилось на пироги и отплыло. Накануне весь день тайком прибывали и прятались в гротах воины из других деревень. Тераи долго еще оставался на берегу реки. Когда взошла Антия, самая крупная из лун, на волнах уже ничего не было видно.

Следующий день прошел без происшествий. Юнцы строили из себя храбрецов, заявляя каждому, кто хотел их послушать, что, если бы только они могли принять участие в этом походе, каждый убил бы как минимум с полдюжины умбуру. Впрочем, можно было не сомневаться: сердцем они и сами понимали, что против зрелых и опытных воинов у них практически не было бы шансов. Их взгляды часто обращались в сторону Тераи, ходившего теперь по деревне с двадцатизарядным карабином через плечо. Восхищенными голосами они рассказывали друг другу, как из этого ужасного оружия он с шестидесяти шагов застрелил несшегося на Броля биштара. Вечером Тераи расставил по краям лощины и даже на скале часовых, но ночь прошла спокойно.

На следующий день, часа в четыре пополудни, в который уже раз призвав часовых не терять бдительности, Тераи поднялся на вершину изрытой гротами гряды скал и прошелся по противоположному берегу своим мощным биноклем. Ничего, за исключением столба дыма, поднимавшегося клубами где-то далеко-далеко на юго-западе: судя по всему, ихамбэ преуспели в своем стремлении сжечь деревню. Разок ему показалось, что он заметил парочку силуэтов, крадущихся между деревьями на том берегу, но полной в этом уверенности у него не было. Чуть позже он увидел вдалеке на востоке пирогу, скользящую по реке усилиями трех гребцов.